— Тогда как случилось, что вы проглядели его, когда надевали этот костюм? Он же так и напрашивается сюда. — Детектив сделал рукой обезоруживающий жест. — Если, конечно, вы не надели его сначала, а потом, изменив свое решение, сняли и надели тот, который сейчас на вас.
Хендерсон ответил:
— Какая разница? Почему вы так упорно спрашиваете об этом? — Он слегка повысил голос. — Моя жена умерла. Я совсем разбит. Что вам за дело, какого цвета галстук я надел или не надел?
Они продолжали. Вопросы падали неумолимо, как капли воды на голову, один за другим.
— Вы уверены, что не надели его сначала, а потом передумали?
Его голос звучал ровно:
— Да, я уверен. Он висит на моей вешалке для галстуков в шкафу.
Детектив простодушно возразил:
— Нет, он не висит на вашей вешалке для галстуков. Я поэтому и спрашиваю. Помните, на вашей вешалке есть такие прорези, они идут сверху вниз, как рыбьи косточки? Мы нашли, где он висел, на какой из них вы его обычно держите, это было единственное свободное место на всей этой штуке. И самое нижнее — то есть, другими словами, галстуки, висевшие в верхних прорезях, свисая, закрывали его. Так что вы извлекли его из–под всех остальных галстуков, а это значит, что сначала вы пошли к шкафу и выбрали его, а не вытащили сверху первый попавшийся. И теперь меня смущает один момент: почему, если вы вообще дали себе труд перебрать все галстуки и выбрать тот, что висел в самом низу, и снять его с вешалки, почему вы потом передумали и вновь надели тот, который целый день носили на работе и который совершенно не подходит к вашему вечернему костюму?
Хендерсон изо всей силы хлопнул себя по лбу тыльной стороной ладони и вскочил.
— Я этого не вынесу! — простонал он. — Говорю вам, я больше не могу! Скажите мне, чего вы добиваетесь, или прекратите! Если его нет на вешалке, то где он? На мне его нет! Где же он? Скажите мне, если вы знаете! И в любом случае, какая разница, где он?
— Большая разница, мистер Хендерсон.
Последовало долгое молчание, настолько долгое, что он начал бледнеть еще прежде, чем оно было нарушено.
— Он был завязан на шее у вашей жены. Так туго, что это убило ее. Настолько туго, что нам пришлось разрезать его ножом, чтобы снять.
Сто сорок девять дней до казни
Рассвет
Потом была тысяча вопросов. Свет раннего утра проник в комнату, и она стала непонятным образом незнакомой, хотя и люди и вещи в ней остались теми же. Комната выглядела так, словно всю ночь в ней проходила вечеринка. Окурки сигарет до краев заполнили все имеющиеся пепельницы и другие, вовсе не приспособленные для этого емкости. Темно–синяя лампа все еще горела, и ореол электрического сияния странно смотрелся при свете дня. Фотографии все так же стояли на столе, ее фотография теперь стала ненастоящей, на ней была изображена та, которой больше не существовало.