— Вы — может быть, но не я...
Дункэн выхватил пистолет и спокойно наставил его на своего подручного:
— Что судьба уготовит мне, то она уготовит и вам, Питер, нравится вам это или нет...
И, повернувшись с улыбкой к Патриции, он заявил:
— Не рассчитывайте, дорогая, что я вас оставлю после себя... Вы мне пригодитесь и на том свете тоже...
Телефонный звонок нарушил напряжение, которое, царило в кабинете. Джек взял трубку левой рукой.
— Да? Прекрасно... Он один?.. Тогда пусть поднимается.
Опустив трубку, Дункэн ограничился тем, что произнес:
-— Мистер Макнамара, слава Томинтоула, прибыл собственной персоной... один.
Они замолчали и в тишине почувствовали, а не услышали — так обостренно сейчас все воспринималось — приближение шотландца. И вот наконец послышались тяжелые шаги Малькольма, приглушенные обилием драпировок и мягкой мебели. Дункэн, Девит и мисс Поттер застыли, вперившись в дверь. Когда Макнамара ее открыл, то замер на пороге, пораженный их видом, а потом спросил:
— Что происходит?
У него было до того ошалелое лицо, что вся троица вздохнула с облегчением. Дункэн спросил:
— Вы пришли один?
— Один? Ничего себе вопрос! А с кем бы, по-вашему, я должен был прийти? Держите, вот ваш сверток-кукла. Вы бы мне хоть сказали, что в нем будут завернуты сладости! У меня был идиотский вид в участке! Шпики мне сказали, что они не знали, что шотландцы кормятся, как лондонские младенцы. Еще бы немного, и я бы всерьез взорвался, ну, потому что всему есть свои пределы, в конце концов!
Из тех, кто его слушал, один Девит еще сомневался,
— А что вас дернуло играть на этой, туда ее мать, штуковине, да еще посреди Шефтсбери-авеню? Да вы точно хотели, чтобы вас арестовали, клянусь, а то стали бы вы это вытворять!
— Я именно и хотел, чтобы меня арестовали, старина дорогой!
Питер выругался и хотел что-то проорать от возмущения, но Дункэн не дал ему открыть рот.
— Мы вас уже достаточно наслушались, Девит!.. Мистер Макнамара, мисс Поттер и я были бы счастливы выслушать ваши объяснения.
Шотландец плюхнулся в кресло и начал с того, что обратился к мисс Поттер:
— Не пройдет и двадцати четырех часов, крошка, и мы катим в Томинтоул!
К великому удивлению шотландца, Патриция разразилась слезами. Он поднялся, подошел к ней, положил руку ей на плечо и нежно спросил:
— Какие горести, дорогая?
Эта сцена допекла Дункэна. Как бы он хотел, чтобы это время — эти двадцать четыре часа — проскочило как можно быстрее, дабы покончить раз и навсегда с этой сентиментальной гориллой. Что до Патриции, то она могла и
подождать! Питер, от которого ничего не ускользало, просто упивался. Мирный голос Малькольма придавал молодой женщине ощущение безопасности. Она чуть было не призналась ему во всем, но в этот момент встретилась взглядом, с Дункэном и поняла, что он готов ее убить. И она устало ответила: