Брови Калеба сошлись на переносице.
— Становится опаснее, чем когда бы то ни было. Эпидемия, ЭМИ, бунты… это не кончится ничем хорошим.
— Когда политические игры заканчивались иначе?
— Ника, на твоём месте я бы всё же…
— Вы никогда не были на моём месте.
Грубо, но правдиво.
— Ладно, — устало вздохнул он. — Буду ждать тебя в пятницу с новыми эскизами… Первый человек у тебя лежит, оказался на втором плане, а они должны быть на одном уровне друг с другом. Тогда и не получится, что другой протягивает сердце в пустоту.
— Так вот что было не так! А я не могла понять, почему это похоже на сюр! — почти обрадовалась девушка. Почти.
— А этот парень… тот, что протягивает механическое сердце… у него и правда улыбка? Или это… э-э-э… художественный вымысел? — Калеб узнаваемо изобразил писклявый голос учителя литературы.
— Да, он улыбается. По-моему, он немножко сумасшедший.
— А второй боится?
Ника пожала плечами.
— Похоже на то.
— По-моему, они оба сумасшедшие. Лучшая иллюстрация современности, — хмыкнул Калеб.
— Ага.
Из глубины коридора докатился рокот звонка. Табло над дверями вспыхнули, возвещая об окончании урока.
— И всё же я бы подумал… — это уже вполголоса, в прямую, как натянутая струна, крылатую спину.
Калеб долго смотрел на комья эскизов в мусорном ведре, неопределённо покачивая головой.
2.
Ника добрела до столовой, приютившейся в дальнем углу корпуса. Ветер за окном ворошил сухую листву, кружа и прибивая её к тротуару. Девушка оглянулась, на миг поддавшись ставшему почти привычному ощущению опасности.
На соседнее сидение плюхнулся кто-то. Ника вздрогнула.
— Чёрт!
Вновь склонилась над столом, пряча глаза от незваного сотоварища. В голову не приходило ни одного случая, когда слова действительно передали чьи-то чувства. Но Мэйз ведь не может молчать!
Так и есть: схватил ложку со стола и начал выводить невидимые фигуры на столе, будто стенографировал за собой:
— А я сегодня прогулял два урока. От границы третьего сектора до полицейского участка в центре все дороги перекрыты.
Ника рассеянно следила за каплями дождя, зашлёпавшими по резине дорожек.
— Ты меня слушаешь? — Мэйз хлопнул ладонью по столу. Кофе пролился Нике на брюки.
— Прости, — Мэйз вовсе не хотел, чтобы так вышло, и теперь, схватив со стола салфетки, совал их в руки Нике. Та сердито шипела, пытаясь отереть коричневые пятна сначала ладошкой, потом салфетками.
Ника с укоризной посмотрела на него, но тут же смягчилась, заметив неподдельное смущение.
— Теперь твой любимый карамельный запах всегда с тобой, — попытался исправить ситуацию Мэйз, но осёкся, догадавшись, что шансов нет. — Паршивый день?