Она садится на диван, и Обри вынуждена поменять позу. Нам обоим было бы легче, если бы я солгал. Но я скажу правду.
— Император пообещал ей королевство в Италии, включая… — я делаю выдох, — Рим.
Наступает напряженная тишина, и даже Обри понимает, что сейчас будет, и зарывается носом в лапы.
— Рим… — повторяет Полина, будто не веря своим ушам. — Да как он может отдавать ей величайшую жемчужину Италии, даже не подумав обо мне? — И тут она восклицает: — Я — княгиня Боргезе, и Рим должен принадлежать мне!
Я развожу руками так, будто это для меня загадка. На самом же деле я понимаю, что ее брат чувствует себя виноватым. Он прогнал жену, которую по-прежнему любит, ради женщины, способной родить ему сыновей. Это жестоко. Тем более что у него уже есть ребенок от польской любовницы, и этого мальчика вполне можно сделать наследником, одновременно сохранив и брак.
— А что она ему сказала? — не унимается княгиня.
То, что сказала бы любая женщина, наделенная достоинством.
— Что любовь не покупается и не продается, — отвечаю я. — Императрица предложение не приняла.
Полина откидывается на спинку дивана.
— Слава богу!
Раздается стук в дверь, и Обри бросается через гостиную. Она прямо-таки пританцовывает от нетерпения, ее черное тело все извивается.
— Ты только посмотри! — смеется княгиня. — Успокойся, радость моя, это всего лишь гость.
Я иду открыть дверь, но при виде посетительницы Обри стремглав возвращается к хозяйке.
— Ее величество королева Каролина, — провозглашаю я безо всякого энтузиазма.
Младшая из сестер Бонапарт отодвигает меня в сторону, и я полностью разделяю настроение Обри. Невозможно себе представить женщину, которая менее подходила бы на роль неаполитанской королевы. Приземистая и нескладная, с вечно бегающими глазками и таким цветом лица, будто ее всегда лихорадит.
— У меня новости. — Она усаживается напротив сестры и поправляет бархатную шляпу, так чтобы перья небрежно свесились с одного боку. Император хоть и сделал ее проходимца-мужа, Иоахима Мюрата, королем Неаполя, но вкуса это не прибавило ни тому, ни другому. Если Полина — само солнце, то Каролина — лишь тусклая звезда, и между сестрами вечно тлеет зависть.
— А я знаю! — самодовольно отвечает Полина. — Поль мне уже рассказал. Он разводится! — Но Каролина, которой бы следовало сейчас быть разочарованной — ведь не она первая принесла благую весть, — улыбается. — Что? — наседает Полина. — Что-то еще? Он собирается сделать официальное заявление?
Теперь ее сестра изображает напускную скромность.
— Не знаю, может, его превосходительство тебе расскажет. — Она переводит взгляд на меня. — Он ведь все знает.