— Ш-ш-ш. — Я глажу ее по головке. Волосы у нас с ней одного цвета — золотистые.
— Я не хочу уезжать!
— Ты никуда и не уедешь, — обещаю я.
— Но я хочу, чтобы ты тоже не уезжала!
— Лучше поцелуй сестренку и пожелай спокойной ночи, — встревает отец. — А потом мы с тобой проводим Марию в ее спальню, — предлагает он, чтобы утешить девочку. Анна кивает. И мы вместе идем по дворцу, в последний раз — как одна семья.
Глава 8. Полина Бонапарт, княгиня Боргезе
Дворец Тюильри, Париж
Март 1810 года
— Я хочу, чтобы ты научила меня вальсировать.
Я недоуменно смотрю на брата в военном мундире и ботфортах. Я явно что-то недослышала.
— С каких это пор тебя потянуло на вальс? — спрашиваю я. Это нелепо. Нет, это смехотворно! В свои сорок лет он ни разу не танцевал, даже со мной.
— Думаю, моей жене это понравится, — говорит Наполеон, и я чувствую, как у меня моментально подскакивает температура. Так вот зачем он вызвал меня к себе в кабинет. Не для какой-то великой цели, а чтобы помочь ему произвести впечатление на эту австрийскую девку.
— А вот и нет!
— Как это понимать? — Он встает из-за стола, но меня не испугаешь.
— Я не могу учить тебя танцам. Я не преподаватель.
— Ты танцуешь лучше всех в Париже.
— И это происходит само собой. — Я улыбаюсь. — А как учить других, я понятия не имею.
— Лжешь!
Да. Но он этого не знает.
— Попроси Гортензию, — предлагаю я. Этой дуре что скажут, то она и делает. Недаром она дочь Жозефины.
Он с минуту смотрит на меня, ожидая, что я покраснею или выдам себя еще каким-то образом. Но Тальма не зря говорит, что я рождена для сцены: по моему лицу ничего нельзя прочесть.
— Еще хочу тебе показать вот это, — неожиданно говорит Наполеон. — К ее приезду все должно быть идеально подготовлено, Полина. Все!
Я вижу пятнадцать сундуков, о которых Поль рассказывал еще три месяца назад, и понимаю, что брата это действительно беспокоит. Он робеет перед какой-то девятнадцатилетней девчонкой из-за ее родового имени. Как будто забыл, что Господь хранит клан Бонапартов. Достаточно посмотреть, как высоко мы вознеслись! Бог избрал нас для великих свершений, и нет никаких оснований опасаться, что теперь Он нас оставит. Но глаза моего брата полны тревоги, и я жалею, что не в моих силах убедить его, что даже без короны и этого дворца он был бы королем.
— Смотри внимательно! — просит он. — Если мы что-нибудь упустили, Меневаль добудет.
— А список есть? — спрашиваю я. Хоть Наполеон и любит поговорить о равенстве и одинаковой у всех крови, я знаю правду. Он жалеет, что в его жилах не течет королевская кровь.