— Я и не заметил, как пришло утро, — произнёс Радищев и хотел ещё что-то сказать, но в эту минуту на крыльцо с шумом выбежала Настасья и радостно крикнула:
— С доченькой тебя, Александр Николаевич, с доченькой!
Настасья задыхалась от счастья.
— Такая крепышка бедовая, не успела появиться на свет божий, а уж заревела… В рубашке родилась… Счастливая будет…
Она высказала всё это разом и тут же смолкла.
— Спасибо тебе, Настасья, — проговорил Радищев, облегчённо вздохнул и направился в дом.
— Илим тронулся, — сказал Степан. — Слышь, Настасья, вода-то как шумит! Живая вода идёт…
Настасья вслушалась.
— Идёт, — тихо проговорила она.
Степан вдруг высказал свою заветную думку.
— Нам бы с тобой дитятю надо, ан нет…
— Нет, — виновато и тихо сказала Настасья, — Бог не осчастливил нас, должно согрешили…
— Эх-хе-хе! — протянул Степан, глубоко вздохнув.
— У чужого счастья, как у печки, греемся. Видать, так, горемыками, с тобой и век скоротаем…
Степан смолк. Настасья тоже молчала. Они оба смотрели, как над тайгой загорелась заря, и слушали шум ледохода, доносившийся с пробуждающегося Илима.
10
С очередной оказией были получены свежие газеты, журналы. Радищев с жадностью прочитал их и словно окунулся в мир событий, гремевших далеко от Илимска. С маленькой точки на земле, какой был «заштатный город» Илимск, он видел и представлял многое, что делается на земном шаре: в Санкт-Петербурге и Париже, Лондоне и Берлине.
В начале года Париж покинул русский посол Симолин, способствовавший бегству королевской семьи. Должно быть положение его после вмешательства во внутренние дела Франции было неважным. Французский посол Женэ ещё держался в Санкт-Петербурге, но поговаривали, что и ему предстоит скорое расставание с «Северной Семирамидой», как называли в Европе русскую императрицу. Этого следовало ожидать. Значит наступал полный разрыв России с Францией. И Радищев представлял, в каком напряжении и испуге жила Екатерина II, боявшаяся распространения французской заразы в России.
Но газетные сообщения слишком запаздывали, и Радищев не знал последних событий.
Екатерина II пережила первый испуг французской крамолы, и теперь все её помыслы были заняты тем, как бы быстрее раздавить эту «гидру с тысячью двухстами головами» — Генеральные штаты Франции. Русская императрица чувствовала себя прочно. Не без хвастовства она говорила, что ей достаточно десять тысяч человек, чтобы пройти Францию от одного конца до другого и освободить её «от разбойников, восстановить монархию, монарха, разогнать самозванцев, наказать злодеев». Она навязывала всем идею, что защита французского короля — дело всех государей Европы.