– Нет. Форма для меня безразлична, и вообще я считаю опасным менять ее. Каждая форма имеет значение в свое время, но рано или поздно становится слишком узкой и никуда не годной. Пусть тот интересуется ею, кто слишком дешево ценит собственную жизнь и верит в совершенство человеческого изобретения. Я не принадлежу к счастливцам, способным на подобное самообольщение, и убежден, что все придуманное людьми носит в себе зародыш смерти. Я придаю значение только человеческой личности и ее свободным проявлениям, так как им нет пределов.
– Разве личность не умирает еще быстрее и неизбежнее, нежели форма?
– Да, но я знаю заранее, что с моей смертью все кончено для меня, и с этой стороны я гарантирован от самообольщения.
– Но если твоей личности грозит нравственная гибель? – спросила графиня.
– Разве объятия смерти не всегда открыты для меня?
– Я не могу примириться с подобным миросозерцанием!
– Еще менее можно примириться с формой, деспотически навязанной нам!
– Вне формы варварство!
– Ты не совсем поняла меня, Франциска. Она необходима для тех людей, которые не способны на самостоятельное мышление. Я сам строго придерживаюсь существующей формы и нахожу своего рода наслаждение в том, что делаю из нее то, что мне вздумается. По моему убеждению, господствующая форма, установленная римско-католической церковью, – самое умное изобретение прошлых веков; она несравненно более интересует меня, нежели жалкие попытки позднейших реформаторов. Тебе нечего трепетать перед нею: она не лишает человека возможности пользоваться радостями жизни, но только требует от него, чтобы он искупил свои грехи исповедью и покаянием. А ты, моя бедная Франциска, видишь все в преувеличенном свете; не совершив греха, ты мучишься раскаянием и поступаешь как слишком заботливый хозяин, который боится прожить капитал, тогда как проценты его настолько велики, что он может спокойно просуществовать на них всю свою жизнь. Ты не уверишь меня, что женщина с твоим умом станет умерщвлять свою плоть из-за пустых предрассудков или из боязни осуждения со стороны ограниченных людей, понимающих вещи со своей узкой точки зрения.
– Флорентин!..
– Не прерывай меня! Я удивляюсь, что у тебя хватило силы так долго противиться королю, но этим ты настолько усилила его любовь к тебе, что можешь смело рассчитывать на видное положение в свете. Когда ты сделаешься французской королевой, то скажешь с гордостью, что этим ты обязана не только своей красоте, но и твоему умственному превосходству.
– Ты приводишь меня в ужас, Флорентин!
– Я знаю это! – сказал он со смехом, целуя руку, которую она хотела вырвать из его руки. – Вы, женщины, действуете всегда не рассуждая; в этом заключается ваше превосходство над мужчинами. Та мудрость, которую мы старательно приводим в систему, заменяется у вас инстинктом; отсюда и явилось поэтическое выражение, что «женщины думают сердцем» или, другими словами, не подчиняются никаким общим определенным правилам. Тем не менее, моя дорогая Франциска, прими дружеский совет: не предавайся слишком самобичеванию, налагаемому на тебя условной добродетелью! Не забывай, что этим ты приносишь вред своему прекрасному телу и разрушаешь роскошный храм, воздвигнутый природой. Перестань хмурить свои очаровательные черные брови! Зачем так болезненно сжимаются эти полные губки, созданные для поцелуев…