Он приземлился на бетон рядом со съежившимся телом Черкасского — вплоть до самого приземления тормозящая сила антигравитационных подметок увеличивалась обратно пропорционально квадрату высоты. Черкасский был еще жив; эта часть плана не удалась. Теллон повернулся, собираясь бежать, но тут обнаружил, что с головы у него все еще свисают провода мозгомойки.
Срывая электроды, он заметил, что в дверях торгового центра на той стороне пустынной улицы мелькнули серые мундиры. На обоих концах квартала заверещали свистки. Секунду спустя он услышал, как завыли «шершни», выпустив облако стрел-иголок, а потом раздалось отчетливое «тик-ток-ток»: стрелы пришпиливали одежду к телу.
Теллон пошатнулся и беспомощно осел на землю.
Он лежал на спине — парализованный и странно спокойный. Элэсбэшники все еще рьяно палили из своих «шершней», но попасть в него, лежащего, было уже трудно. Стрелы, пущенные горизонтально, пролетали мимо. Рисунок созвездий был незнаком, но все равно, глядя на звезды, Теллон испытывал облегчение. Там, наверху, были другие люди, которые могли отправиться куда угодно, если у них хватало духу вынести путешествие сквозь цепочку ворот — страшное путешествие, когда душа твоя вытягивается в тонкую ниточку, оплетающую всю Вселенную. Сэм Теллон больше не сможет участвовать в этих жутких полетах, но, до тех пор, пока он еще смотрит в ночное небо, он никогда до конца не станет пленником.
«Шершни» замолчали как-то сразу. Теллон ожидал, что вот-вот раздастся топот бегущих ног, но вместо этого неожиданно услышал близкие шаги. И перед ним появился человек. Как ни странно, это был Черкасский. Его лицо напоминало сейчас маску африканского колдуна: кожа ободрана, всюду запекшаяся кровь, одна рука безвольно свисает вдоль тела. Преодолевая боль, он вытянул вперед здоровую руку, и Теллон увидел в ней «шершень».
— Никто, — шептал Черкасский, — ни один человек…
Он выстрелил в упор.
«Шершень» считался гуманным оружием и обычно не причинял серьезных увечий, но Черкасский был профессионалом. Теллон, совершенно парализованный наркотиками, был не в силах даже моргнуть, когда стрелы злобно вонзились в его глаза, навсегда украв у него свет, красоту и звезды.
Теллон не чувствовал боли: она приходит потом, когда организм начинает перерабатывать парализующее вещество. Поначалу он даже не понял, что произошло, ибо темнота наступила не сразу. Сперва все перекосилось — и дрожащее дуло пистолета, и сам Черкасский. А потом мир наполнился бесформенной массой света: вспышки, плывущие цветные узоры, аметистовые и розовые контуры сосен.