Янка еще издали заметила милого друга. Его звали Мирослав. Хотя сердечко подгоняло, но она остановилась, одернула сорочку, сняла повой, озорно тряхнула рассыпавшимися по плечам и спине густыми вьющимися волосами…
Они лежали в углублении, сделанном в стогу сена. Он дремал на спине, Янка лежала подле, облокотившись о землю и подперев рукой голову, смотрела на безмятежное чистое лицо Мирослава; другой рукой гладила его высокий лоб и шелковистые русые волосы. Когда раздавался посторонний звук, она вздрагивала и замирала. Мирослав, чуть приоткрыв сонные глаза, успокаивал:
– Не бойся, коли это сторонний человек, ребята скажут.
Янка не видела ребят Мирослава, не знала, сколько их и где они прячутся, но слова молодца ее успокаивали.
Если бы Янке напомнили, что любовь ее недолга (только с весны миловались), то она бы не сразу поверила и даже возмутилась. Настолько крепко полонил ее душу светлый Мирослав, что жизнь до него казалась ей сжатой в сдавливающий обруч. Она иной раз спохватывалась: «Как же я могла жить без Мирослава?»
То, что Мирослав – сын боярина Воробья, богат и славен, красив, разумеет грамоте и никого не боится, тешило ее самолюбие. Но более всего он был ей дорог оттого, что казался верным проводником в ту свободную жизнь, в которую она стремилась и крохи которой тайком вкушала по его воле.
– Мирослав! – позвала Янка и нежно провела рукой по щеке молодца. – Мирослав! – громче повторила она.
Мирослав приподнялся, мотнул головой, отгоняя сон, протер очи и сладко зевнул.
– Разморило меня вконец, совсем было заснул. Ты на меня не кручинься, – повинился он.
Молодец лег на спину, обнял Янку. Янка отстранилась и посмотрела на Мирослава с укором.
– Все бы тебе миловаться! – упрекнула она и печально молвила: – Скоро конец придет нашим гульбищам: осень на дворе. Будет заповедано непогодой видеться на поляне.
– В клети будем видаться, – небрежно сказал Мирослав.
– Боюсь я, прознают про нашу любовь свекор либо муж, и тогда прощай, добрый молодец!
– Не убивайся зря! Отец зело кручинится на вашего володетеля Василька и хочет оттягать у него земли и воды у Игнат-ключа.
Янка подумала, что все ее беды происходят по вине Василька. Она не видела его, но множество раз слышала о нем. Он представлялся ей трясущимся стариком с длинными костлявыми руками, сидящим на высоком холме и хулы исторгающим, людей побивающим, лихие дела замышляющим.
– А осилит твой батюшка Василька?
– Седлами закидаем!
Янка довольно кивнула головой и, прикусив нижнюю губу, задумалась. Мирослав приблизился к ней и зашептал на ухо: