– На дворе дождь, – сказал он и поморщился. Ненастье навевало ему печальные мысли об одиночестве и старости. Он смотрел куда-то поверх головы Янки, беззвучно шевеля губами или причмокивая. Янка, изучившая все его привычки, насторожилась. «Он сейчас скажет то, что будет мне не любо», – подумала она.
Посол заговорил витиевато и так пространно, что Янка стала уставать. Желая, чтобы он понял ее состояние, она несколько раз закрывала глаза. Посол же молвил о том, что их поездка в Москву затянулась, ему давно пора быть во Владимире, такое промедление несказанно обрадует его сарайских недругов и что теперь, когда она чувствует себя лучше, настал час покинуть эту полную злых духов пустошь. Потом он замолчал, вновь посмотрел куда-то поверх головы Янки, учинил губное шевеление и причмокивание, словно ощутил во рту приятный и любимый вкус.
Янка чаятельно смотрела на мужа. Думала о Васильке и о том, что его ожидает. Ей хотелось, чтобы подле был Василько, с ним она чувствовала бы себя спокойней и уверенней. Он напоминал ей нагретую в избе печь. Войдешь в избу, стуженая и напуганная великими холодами и тем, что небо затянуто мглой, а тусклое солнце не греет, только молчаливо жалуется на бессилие (кажется, что от мороза нет спасения), но скинешь овчину, прижмешься к печи, отогреешься, и долго еще не покидает довольное и волнующее ощущение, что ты надежно прикрыт от леденящего непогодья.
Но в то же время его присутствие напоминало Янке о той жизни, которую она хотела временами начисто забыть и которая огорчала смутным признанием, что все, к чему она стремилась и чего достигла, было совсем не то, что ей нужно. Болезнь, недовольство собой, старение, раздражительность, посещавшая ее при виде мужа, а также соприкосновение с чуждыми обычаями есть отголосок неправедного жития. Янке иногда представлялось, что сидевший внутри нее голос, ранее так настойчиво звавший любой ценой вкусить свободную и богатую жизнь, теперь зло посмехается над ней.
– Не по нраву мне этот старец, – продолжил посол. – Злыми чарами да наговорами возжелал обольстить тебя и меня. Теперь ты без него шагу не сделаешь… Еще глаголет предерзкие речи, Орду поносит, плетет невесть что. Верно, он с другими так же откровенничает. – Его лицо приняло нервный, боязливо-обиженный вид, который Янка стала часто замечать после того, как посол возвысился и обогатился. – Как бы в Орде о том не прознали. Тогда полетит моя голова с плеч, – посол произнес последние слова тихонько, вытаращив глаза и проведя ребром ладони по своей дряблой шее.