— Ну, как? — внезапно раздался позади нее голос Дэвида.
Она замерла, ничего не видя перед собой, потом заставила себя повернуться, нацепив на лицо легкую улыбку, и заметила, что он стоит очень близко. Случайно коснувшись его, она вздрогнула, как от ожога, и пошатнулась. Дэвид автоматически протянул руку, чтобы поддержать ее, но она быстро отодвинулась.
Он все еще волновал Сару. Она ничего не могла с этим поделать.
— Мне нравится, — поспешно ответила она, не желая, чтобы он заметил ее состояние. — Я куплю этот дом и сама все оформлю. Ты можешь больше об этом не беспокоиться. — Ей хотелось как можно скорее спрятаться здесь.
— Тебе не будет одиноко?
Сара посмотрела на него. Он выглядел усталым, изможденным, похудевшим. Она почувствовала, что слезы подступают к глазам, но не подала вида, что встревожена.
— Это не должно тебя волновать.
Она не будет одинока. У нее есть работа, а потом появится ребенок…
Сара торопливо двинулась к выходу, но его голос остановил ее у двери:
— Ты ненавидишь меня?
— Да! — выпалила она.
Дэвид принял ее любовь за ненависть, но она не стала его разубеждать. Нужно скорее выбраться отсюда на воздух. Здесь нечем дышать, комната, казалось, пропитана запахом напряженности.
Она бросилась вон из дома, но Дэвид поймал ее у лестницы, грубо схватив за плечи.
— Ты что, с ума сошла! — побелевшими губами прохрипел он. — Ты же могла упасть и убить себя и ребенка!
Потрясенная, дрожащая, Сара вырвалась и вернула ему рассерженный взгляд.
— Ты бы только выиграл от этого, — прошипела она. — Избавился бы сразу от двух неприятностей! Что же ты так испугался?
— Конечно, черт тебя дери, испугался! — рявкнул он, снова схватив ее за плечи. — Меня очень тревожит, что будет с тобой и с моим ребенком!
Сара изумленно подняла глаза.
Один из них спятил. Либо у нее начались слуховые галлюцинации, либо у него поехала крыша, и, подсознательно желая отцовства, он признал ее ребенка своим.
Она почувствовала тепло его горячих рук, и ее снова потянуло к этому сильному, мужественному, любимому человеку.
— Что я слышу? — ядовито спросила она. — Ты действительно признаешь, что ребенок твой?
— Да. — Жесткое, страдальческое выражение появилось на его лице при этих словах.
Сара смотрела на него, не веря своим глазам. Неужели он наконец решил, что ей можно доверять?
Надежда, мертвая надежда, вновь пробудилась к жизни. Она, дура, до сих пор хочет его, несмотря на всю ту боль, что он причинил ей.
— Я не виню тебя, за то, что ты ненавидишь меня, Сара. Я должен на коленях молить тебя о прощении.
Лицо его потемнело, и он безнадежно развел руками.