— Помаленьку.
— Не откладывай ты…
— Я не командарм, мне потруднее.
— Нет, тебе легче. Ты историк, ты можешь окинуть мысленным взором всю панораму войны с главного ее НП — с высоты Победы. Между прочим, о нашем «котелке» мало что сказано в литературе. Все больше о центральных фронтах, о южных. Понятно, у нас тут не было ни Балатона, ни Берлина, но мы захлопнули на Курляндском полуострове тридцать дивизий, большую часть которых противник так и не смог перебросить на помощь тому же Берлину. Помнишь, как дрались наши солдаты, когда освобождалось одно европейское государство за другим? Держать оборону в то время было сущей пыткой. Берлин уже пал, а в Либаве еще хозяйничали немцы. Кое у кого, наверное, сложилось впечатление, что мы здесь тихо отсиживались вплоть до самой капитуляции Германии. Стало быть, надо написать обо всем этом. К счастью, ты не ударился в древнюю историю.
— Для меня, драугс, хватит и новейшей истории.
Тарас невольно измерил на глазок медностволые ближние сосны, качнул головой.
— Ну и махины! Сколько им, как ты считаешь?
— Лет двести, двести пятьдесят, — сказал Петер. — Выжили без всяких медсанбатов.
— Ты о чем? — Тарас с недоумением глянул на него.
— В Риге и сейчас рвутся пилы на лесозаводах, получающих отсюда кругляк. С виду стволина крепкая, ровная, без единого сучка, но стоит пустить ее в дело, как пилорама выходит из строя от осколков. Человек бы давно погиб, имея столько ран, но этих великанов и война не могла осилить.
— А помнишь: «Сломанные сосны» Райниса:
Над морем промчался ветра шквал,
Высокие сосны он сломал, —
Морские просторы их взоры влекли,
Согнуться, укрыться они не могли.
Ты, злобная сила, сломила нас,
Но, знаем, расплаты настанет час.
Последние стоны в просторы летят
И ветви о вечной борьбе шелестят.
И сломанных сосен продлились дни.
Всплывают из волн кораблем они.
И в бурю гордо корабль плывет,
И с бурей снова борьба идет…
— Знаешь на память? — удивился Петер. — Но то аллегорические сосны — у Райниса. А эти, видишь, живые.
— Стало быть, и доселе рвутся пилы от осколков? Зато в мартенах Лиепаи добрый десяток лет переплавляли готовый металлолом «Курляндского котла». Вот на кого славно поработали артиллеристы — на сталеваров.
Они посидели еще немного на бровке старой траншеи и поднялись, — надо было ехать дальше. Тарас опять оглядел черничную кулижку, откуда его, потерявшего сознание, Лусис вытащил из лап самой смерти.
— Одну минутку, — сказал Петер и нагнулся. — Боровики.
— Где?
— Да их тут целое семейство.
Воеводин сторожко пригляделся, будто стоял у края минного поля. Верно, сколько отличных боровиков, едва припорошенных летучими сосновыми иголками. Даже сквозь ягодник выпирали наружу тугие белые грибы.