— Помню, помню, она погибла в Венгрии.
— Так вот, друг мой, Ульяна, оказывается, жива… Недавно получила орден за спасение жизни офицера.
— Жива?! Ничего не понимаю! Расскажи-ка все по порядку.
Максим слушал беспокойно, и едва Платон сказал о той заметке, которую на днях прочел в «Известиях», он тотчас поинтересовался:
— Как отнеслась к этому Ксения Андреевна?
— Она еще ничего не знает…
Они помолчали. Максим терпеть не мог утешительных дежурных слов, да в них Платон и не нуждался. Но все-таки он наконец спросил:
— Замужем твоя Ульяна?
— Почем я знаю.
— Лучше бы уж она была замужем.
— Я сам так подумал. Подумал и устыдился. Какая злая ирония судьбы: желать, чтобы любимая женщина непременно была замужем…
— Что ж, война завязала столько узелков, что иные только смерть развяжет.
— Все понимаю, однако…
— Однако тебе худо. Вижу, Платон.
Они опять неловко помолчали. Максим искоса глянул на Платона: похудел он, осунулся, точно неделю пролежал с температурой.
— Как бы ты поступил на моем месте?
— Чего заранее решать. Ты не знаешь, одна ли твоя Ульяна — может, у нее семья.
— Мы поклялись на фронте быть вместе до конца, что бы ни случилось.
— Молодые клятвы — святые клятвы. Но тут не ваша вина, что потеряли друг друга из виду.
— Чужую беду руками разведу…
— Не сердись, не стану разводить руками твою беду, Платон. Да и утешать не стану. Главный утешитель — время.
— Ладно, пойду. Наверное, заждались в тресте, — спохватился Платон.
Максим молча пожал ему руку, и они расстались, не сказав больше ни слова.
Сколько разных судеб прошло перед Максимом за многолетнюю партийную работу. Он, кажется, до того привык жить чужими бедами, что каждая на какое-то время становилась его собственной бедой. А Платона он к тому же любил внешне сдержанной, но верной, непреходящей любовью однополчанина. Они уезжали на фронт в одном эшелоне: Максим — комиссаром полка, Платон — командиром саперной роты. Под Киевом угодили в окружение, и хотя удачно прорвались к своим, окружение разлучило их надолго: Платона отозвали в глубокий тыл, где формировался отдельный инженерный батальон для борьбы с танками, Максим же сменил убитого комиссара дивизии. Но молодому комиссару не повезло, он был тяжело ранен на Донце в сорок третьем и эвакуирован в далекий сибирский госпиталь.
А Платон отшагал всю войну, вплоть до верховьев Дуная. И встретились они снова на Урале на самом исходе сорок пятого, победного. То была новая точка отсчета их второй жизни. Работали так, что сперва и не замечали майских дней Победы, которые стали праздновать потом, когда уже промчалась добрая четверть века. Ну, а теперь чуть ли не вся треть века за плечами.