«Покушение, – размышлял Профессор. – Похищение для допроса. Попытка очаровать любовным зельем или иными приворотными чарами. Вывод особо важного агента из строя перед совершением диверсии. Живодеры…»
Перебрав возникшие версии, агент 013 так и не остановился ни на одной из них. Вместо этого, отказавшись от идеи напасть быстро и стремительно или позвать на помощь, Профессор двинулся в сторону собственной комнаты. Стараясь ступать беззаботно, он мурлыкал простой мотивчик, которому научился, пока проводил отпуск в Харькове. Особенно спецагенту нравился незамысловатый припев, которому он всячески старался придать вид обычного кошачьего мурлыканья.
– Мур-мур, мур-мур-мяу! – повторял Профессор, приближаясь к комнате. Я даже осмелился тихо подпеть ему, несмотря на фальшивые нотки и перевираемый ритм.
Однако стоило замолчать Профессору, я умолк тоже, чтобы не быть раскрытым.
Далее последовала сцена моего позора. Как я потом выяснил, зайдя внутрь комнаты, агент 013 шмыгнул в сторону, не включая свет, вскочил на тумбочку у входа, а затем, выждав несколько секунд, с силой захлопнул дверь.
Проделано все было по высшему разряду – я ничего и сообразить не успел. Правда, Профессор сам запоздало задумался, не совершил ли глобальной ошибки. Вдруг неизвестному только того и надо было – оказаться наедине, да еще в запертой комнате?.. Будь на моем месте инопланетный мутант или наемный убийца, все могло кончиться гораздо плачевнее.
«А ведь я попросил, чтобы мне звукоизоляцию хорошую сделали», – не к месту вспомнил спецагент.
Тем не менее, преследователя, то есть меня, нигде не было видно. Впрочем, Профессор все-таки смог рассмотреть в углу сжавшийся комок, который намеревался прыгнуть, чтобы впиться когтями, зубами, жалом или чем-нибудь еще в героическую шею спецагента.
В отчаянном броске, выпустив когти – смертельные! – агент 013 приземлился прямо передо мной и, припав к полу, рявкнул что есть мочи:
– Сдавайся!
Следующий абзац я хотел было вычеркнуть, но потом подумал, что честность и умение посмотреть на себя чужими глазами – это хорошо. Даже несмотря на обидные слова «мелкий» и «на дрожащих лапках».
Итак. Нехотя, словно не до конца веря в то, что его обнаружили, комок разжался и явил глазам Профессора котенка – мелкого, худого, на дрожащих лапках и с сердитыми глазами, в которых плескалась обида. Шерстка неизвестного была странного цвета: на шее и груди шла серо-белыми пятнами, дальше пятна переходили в полоски и начинали чередоваться, словно у зебры.
– Сдавайся! – повторил дядя.
* * *
– Ну, сдался, – буркнул я и отвернулся с понурым видом.