– Ой ты, яблочко наливное, весёлое, разбитное! С какой яблоньки скользнуло, во чьи рученьки нырнуло? Кто тебя в ладонях держал, над тобой перегаром дышал? Как на море-окияне, как на острове Буяне да камне Алатырь лежит старая псалтирь, кто её читает – всё на свете знает. Вот и я тебя спрошу, на краешке положу, да ты и не падай – ответом порадуй!
Это то, что я успел записать себе в блокнот. Редкий случай, кстати. Обычно моя домохозяйка бормочет что-то полунеразборчивое себе под нос, абсолютно не задаваясь вопросом о том, что стихотворно-фольклорное творчество надо собирать по крупицам, беречь и лелеять.
Так в своё время говорила моя потерянная невеста. И хоть воспоминания о ней уже почти не ранили моё сердце, но в памяти ещё жили наши разговоры, телефонные звонки, редкие встречи. Останься я там, в современной Москве, всё могло бы быть иначе, мы могли бы…
– Никитка, ты о чём призадумался-то? – строго вернула меня к реальности Яга. – Куды рот раззявил? Ворон во время экспертизного чародейства ловить? Пиши давай!
Я нервно сглотнул и вновь схватился за карандаш. А ядовитое яблоко повисло над краем стола, словно на невидимой ниточке, и вертелось, как уж на сковороде, вереща препротивнейшим голоском:
– Ничего не знаю, не виноватое я, меня подставили! Нет у вас таких прав, чтоб задержанных пыткам подвергать!
– А разве мы его пытаем? – удивился я.
– Нет, что ты, соколик, – искренне возмутилась бабка. – Тока собираемся…
– В смысле? – Я оторвался от блокнота.
– Да щас его на тёрке натру, с ржаной мукой смешаю, шариков налеплю да и разбросаю по углам в сарае, крыс травить.
– Не посмеете! Я, может, иностранно подданный фрукт, у вас из-за меня международный скандал будет!
– Вася, тёрку подай.
На арену медленно и торжественно, словно палач на церемонии обезглавливания какого-нибудь английского короля, вышел бабкин кот, держа на вытянутых лапках обыкновенную кухонную тёрку.
Яблоко мигом сменило тон.
– Росло на ветке, в церковном саду отца Папуасия, деревня Хмелёвка, что под Охлобыстинкой, три версты не доезжая до Опупеловки, – зачастил наглый фрукт, не дожидаясь наших вопросов. – Сорвано и продано на базаре в Лукошкине вместе с пятью сородичами. Против собственной воли подвержено иглоукалыванию с ядовитым насыщением. Сверху всё из себя расчудесное, тока укуси, а на деле всё нутро гнилое, и гибну само от яда злодейского, как лютик под пятой орды шамаханской!
– Без поэзии можно? – поправил я. – Уточните, кто именно вас купил? Кто начинил вас ядом и было ли дано вам какое-то конкретно-определённое задание по причинению максимального вреда сотруднику милиции, находящемуся при исполнении?