Впервые за семнадцать лет беспорочной службы на ниве судебной психиатрии фельдшер Любовь Алексеевна ни словом не перемолвилась с суровым санитаром и спрыгнувшим с подножки «скорой» врачом. И мало того — фельдшерица даже не зарегистрировала пациента!
Как будто так и нужно, Любовь Алексеевна взяла обмотанного бинтами пациента под локоток, не вызывая дежурного врача, подошла к внутренней двери-решетке и уверенно гаркнула охраннику:
— Чего застыл?! Дверь отпирай! Клиента привезли.
Охранник безропотно пропустил медсестру и забинтованного психбольного. Вернулся на стул и застыл, уставив незрячий взгляд в противоположную стену.
…Любовь Алексеевна шла по длинным переходам, пару раз еще покрикивая, общалась с охранниками и топала дальше через открывшиеся решетчатые заграждения…
Со стороны казалось, будто женщина беседует сама с собой:
— Да откуда ж я знаю, где находится Раиса Журбина?.. Я по имени каждого знать не обязана… Надо у дежурного врача спросить…
«Спросили». И дальше, оставив Алексеевну на стульчике в ординаторской, с пациентом пошел кандидат медицинских наук Дмитрий Федорович.
Легкость, с которой Арсений попал в закрытое психиатрическое учреждение, одновременно окрыляла и пугала. Журбин уверенно исследовал людей, находил и ликвидировал «крючки», оставленные департаментом. Не позволял звонить, запоминать, хоть как-то реагировать.
Он был — всевластен! Необъятен. А ежели потребуется, то и — разрушителен.
До этого дня Арсений всегда находился на полшага позади Миранды, дяди Бори, папы… Изначально выбранный главой поселения Завьялов поддерживал в рядах жесткую дисциплину. Послушание авторитету старших было привычно молодежи, как глоток воздуха. Едва жизнь беглецов выплескивалась из привычных рамок и появлялась хоть малейшая угроза их существованию, Борис уступал бразды Миранде. Матерая подпольщица умело разрабатывала операции, планировала и снаряжала походы, отвечала за целостность охранного периметра. В вопросах безопасности никто не мог соперничать с бывшей агентессой департамента. Авторитет Миранда признавали и взрослые, и молодежь — в нештатных ситуациях он был беспрекословен, абсолютен.
Прошлой зимой Арсению приснился сон: огромный белый стол, в центре которого лежат часы со вскрытым механизмом. Над кругляшом часов склонился мастер. Через глазную лупу часовщик внимательно приглядывал за мельтешением шестеренок, при помощи тончайшей отвертки подкручивал винтики, осторожным дыханием сдувал мельчайшие пылинки…
Сон был так ярок и детален, что надолго застрял в памяти Журбина и заставил задуматься. Расшифровав его, Арсений понял: подсознание нарисовало ему реальную картину жизни. Стол — заснеженная тайга, тикающий механизм и шестеренки с винтиками — заимка с жителями. Огромный внимательный часовщик — Миранда.