— Мужчина совершенно другой, я согласна, и более низшей породы, в этом вы убедитесь после пятиминутного разговора с моим мужем, Джонам Фархшемом.
— Это единственный экземпляр, которым вы хотите убедить меня в правоте своих слов, суждений и мыслей.
— Нет, я должна согласиться с вами только в одном.
— В чем же?
— Что на свете бывают и другие мужчины: они просто великие люди, как мой отец; хорошие врачи, я таких уже встречала и вот теперь вы.
— Благодарю вас.
Вежливый поклон и блеск восточных глаз, далеко спрятанных, но не настолько, чтобы Стэфани этого не заметила, успокоил ее, но не настолько, чтобы она почувствовала, что одержала победу — приручила этого человека, который чем-то интриговал, притягивал ее, как будто он вертелся перед ней в каком-то кольце, в которое ей просто необходимо было попасть. Она знала это свое чувство и всегда радовалась, когда оно возникало — это всегда был азарт, битва, игра сильного с сильным, и победа была ей просто необходима — это была ее суть, ее жизнь.
Энергетика Стэфани Харпер, а она была сейчас именно ей и только ей, время от времени нуждалась в такой мощной подпитке рядом с достойным противником.
— А что говорит о вас ваш постоянный врач? — после короткой паузы, сказал доктор.
— У меня нет постоянного врача.
— Простите, почему?
— Вас это сильно интересует?
— Несомненно.
— А если я не отвечу?
— Придется.
— А если буду упорствовать?
— Не советую.
— Хорошо, уважаемый доктор, — она провела рукой перед глазами, как-будто обещала говорить правду и только правду и, посмотрев на доктора внимательно, сказала: — Обзаведись я домашним доктором, он оперировал бы меня каждую неделю.
— Почему?
— Пока от меня и моего счета в банке ничего бы не осталось. Не бойтесь: я не позволю и не потребую, чтобы вы терзали меня своими трубками. Лёгкие у меня, смею вас уведомить, как у кита, желудок и все сопутствующее ему в полнейшем порядке и гармонии между собой. Внутри меня все работает, вы убедитесь, как хорошо сработанный часовой механизм. Я сплю по восемь часов в сутки, и сон у меня мертвецкий, иначе не скажешь.
— Прекрасно.
— И еще я вам должна сказать, что если я чего-нибудь хочу, я настолько бываю настойчива, что почти теряю голову, всегда добиваюсь своего.
— И как часто вы теряете ее?
— Что теряю?
— Голову.
— Чью?
— Ясно, не мою же.
Стэфани очумело посмотрела на доктора, явно отгоняя свои, только ей ведомые мысли, и возвращаясь взглядом и мыслями к доктору:
— Вы что-то спросили?
— Да, уважаемая, и чего же вы хотите особенно часто?
— Всего, чего угодно.
— Желать всего значит не получить ничего.