— Ну и что?
— Но страна нуждается не в вашем теле, а в вашем разуме. И я вас предупреждаю самым серьезным образом: если вы не будете развивать свой ум — вы не вернетесь к творчеству.
— Не надо.
— Надо. Я не случайно села возле вас.
— Ах, так!
— Сидите, я сейчас сама уйду. Но я продолжу: плохо упражняемый ум куда пагубнее для здоровья, чем нехватка физических упражнений для мышц и тела.
— Никогда не думал.
— Вы должны знать, что тело дрябнет от недостатка физических упражнений.
— Знаю.
— Так вот. Мозг тоже дряхлеет от недостатка умственной активности, а если природа создала вас мыслящим существом, последствия этого просто трагические.
— Какие же?
— От вяло работающего мозга проистекают самые различные заболевания и телесные недуги, ибо мозг формирует наш организм.
— Не понял.
— Я так и думала. Это непонятно многим.
— Почему?
— Потому, что это мое открытие при работе над диссертацией. Я подтверждаю это многими примерами из собственных наблюдений и опытов.
Джон Фархшем хотел попрощаться и уйти, но леди уже поднялась сама и приготовилась уходить.
— Прощайте, — усталым голосом сказала она.
— Простите, — не утерпел Фархшем, — а кто же вы по профессии и почему так пространно говорили со мной? Это не просто…
— Да — это не просто, — поспешно сказала она, явно спеша куда-то к определенному времени. — Я врач-психолог. А за вами в клубе наблюдала несколько месяцев. Прощайте.
Она повернулась и широким шагом спортсменки быстро удалилась от Фархшема.
Джон потряс головою, как будто хотел стряхнуть с себя неожиданно свалившуюся на его лекцию. Он давно не любил неожиданностей, которые его бесконечно поджидали, пока он жил со Стэфани. Умные женщины его утомляли. Он и теперь почувствовал большую усталость, чем когда садился на скамейку.
Он встал, оглянулся кругом, и не спеша, но еще красивым спортивным шагом направился к воротам — выходу из парка. Он не смог обдумать один вопрос, который собирался, присев на скамейку. Эта женщина спутала все его мысли и направила их совсем в другую сторону.
«Пойду к Полленьке», — сам себе пробормотал он.
Небольшой сквер возле здания больницы. В коляске сидит Эндрюс Блэкфорд. Перед ним столик, на котором лежит в беспорядке несколько журналов, и стоит стакан с каким-то напитком. Но все это не интересует больного. Он сидит без движения и смотрит в одну точку.
Блэкфорд постарел, обрюзг, и на лице его нет привычного самодовольного выражения. Привычное раздражение и брюзгливасть — это все, что можно прочитать на его лице.
К нему приближается сиделка с подносом, накрытым салфеткой: