– Не волнуйся, я тебя не брошу. – Я попробовала позвонить, но мы были слишком глубоко – сигнал потух. – И где только носит твоего братца Лютера, когда он нам так нужен? Крепкий он парень.
Я едва расслышала слабый смешок. Она была так чертовски близко, рукой подать. Прямо тут, на той стороне просвета. Как будто тоже взобралась по завалу и пыталась прокопать себе путь наружу.
– Ты ранена? – спросила я, но в ответ получила только стон. – Значит, да.
Наверняка скоро прибудет Куки с подкреплением. Надо было бы позвонить ей и напомнить, чтобы не забыла взять из Развалюхи фонарик, но бросать Терезу не хотелось. Раз уж ничего другого сделать было нельзя, я решила передвинуть несколько камней и попробовать до нее добраться. С образцовой осторожностью я начала снимать камни с вершины и откладывать их в сторону. Несколько раз теряла опору и сползала вниз, царапая об острые камни руки и ноги даже через джинсы. И всякий раз задерживала дыхание, боясь, что шахта обрушится на нас.
Минут через пятнадцать я расчистила зазор настолько, чтобы просунуть туда руку. Осторожно подвигала ею и нащупала волосы. А потом моих пальцев коснулась рука, и я сжала ее.
– Меня зовут Шарлотта, – сказала я, чувствуя, как меня затапливает облегчение. – Я уже это говорила?
У Терезы вырвался болезненный стон. Держа ее за руку, я лежала на острых камнях завала в ожидании помощи. Казалось, прошли часы. Я шептала ей что-то ободряющее, рассказывала, как впервые встретилась с ее братом. Она едва слышно смеялась, когда я упомянула о том, как назвала его сволочью.
Наконец, когда шутки кончились, я задала вопрос на миллион:
– Тереза, ты знаешь, как это случилось?
Ее пронзило чувство, прямо противоположное тому, что я ожидала, и заставившее меня усомниться во всем, что я знала, во всем, что успела выяснить насчет Айболита. И оно было таким сильным, что я едва не задохнулась. Это был не страх. Не беспокойство. А вина. Приправленная сожалениями и горем вина.
Мне понадобилось время, чтобы осознать ее эмоции, и тут я услышала робкий голос:
– Нет, я не знаю, как это случилось.
Ее пожирал стыд, а меня – шок. Я не знала, что сказать. Если верить тому, что я «считывала», Тереза все сделала сама. Каким-то образом все это случилось по ее вине. Но это невозможно. Зачем ей подвергать себя такой опасности?
К тому же от ее мужа шло такое чувство вины, что он едва не пах им.
Я больше не задавала вопросов – Терезе был нужен отдых. А сама обдумывала новую цепочку, высветившуюся в мыслях. Была ли это неумелая попытка суицида? Какая ей польза от того, чтобы умереть именно так? Почему бы просто не глотнуть пузырек каких-нибудь пилюль? Ради бога, ее муж врач. Но даже если она все это подстроила, как можно было предусмотреть обвал в шахте? Может быть, Тереза чувствовала себя виноватой потому, что обвал случился по ее вине, но случайно. Однако было там что-то еще. Стыд. Сильнее вины.