С этими словами молодой человек хотел броситься вон из дома. Госпожа Шольтц удержала его:
— Герман, вы погубите себя. Выслушайте меня, мой друг, взываю я к вам… Зачем же жертвовать собой? Шесть свидетелей дадут против вас показания: вас видели, когда вы выносили деньги из дома. Известно и применение, которое вы им нашли: не доверяя графу Окстьерну, вы, заполучив сто тысяч дукатов, хотели похитить Эрнестину и увезти ее в Англию… Расследование уже началось, но повторяю вам, я еще могу остановить его. Вот моя рука, Герман, примите ее, и все уладится!
— Скопище низостей и лжи! — воскликнул Герман. — Неужели ты не видишь, что лживые и противоречивые слова твои выдают тебя? Если, как ты говоришь, Эрнестина уже стала женой сенатора, то зачем тогда мне красть у тебя деньги, а если эти деньги взял я, то как она может быть женой графа? Ты можешь продолжать бесстыдно лгать, но все это не более чем ловушка, подстроенная мне злобой твоей. Но я найду… надеюсь, что найду способ восстановить свою честь, кою ты пытаешься запятнать. Те, кто подтвердят невиновность мою, докажут тем самым преступление твое, совершенное лишь потому, что тебе угодно отомстить мне за отказ.
Сказав это, он вырвался из объятий Шольтц, пытавшейся удержать его, и устремился на улицу в надежде тотчас же уехать в Стокгольм… Несчастный! Он и не подозревал, что оковы уже приготовлены… Десяток здоровяков схватили его возле дверей дома и позорно, словно последнего мерзавца, поволокли в тюрьму. Кровожадное существо радовалось, проводив его взглядом и убедившись, что чаша страданий Германа переполнена и безмерное отчаяние вот-вот поглотит его.
— Увы! — горестно восклицал Герман, видя себя в обители преступления. — Значит, несправедливость тоже может торжествовать. Но разве вправе я бросать вызов Небу, ведь самое страшное ждет меня впереди, отчего душа моя болит еще сильней. Окстьерн… Коварный Окстьерн! Ты сам выстроил этот заговор, принес меня в жертву своей ревности и ревности твоей сообщницы… И вот в один миг человек оказывается на последней ступени унижения и несчастья! Я думал, что лишь преступник может пасть столь низко… Нет, оказывается, достаточно одного лишь наговора — и тебя уже считают преступником. Стоит лишь заиметь могущественных врагов, и ты тут же будешь уничтожен!
Но ты, моя Эрнестина… ты, чьи клятвы до сих пор согревают мне душу, со мной ли по-прежнему любовь твоя? Испытываешь ли ты те же чувства, что и я? Не удалось ли им запятнать душу твою?.. О, праведное Небо! Какие гнусные подозрения! Значит, еще не столь сурово я наказан, раз хоть на миг мог усомниться в тебе, значит, еще не все возможные беды обрушились на меня… Эрнестина виновна? Эрнестина — и предала возлюбленного своего!.. Неужели ложь и лицемерие смогли зародиться в этой чувствительной душе?.. А ее пылкий поцелуй, что все еще горит на губах моих… этот единственный поцелуй, которым она удостоила меня, — разве могли подарить его уста, оскверненные ложью?.. Нет, нет, дорогая возлюбленная моя, нет!.. Нас обоих обманывают… Эти чудовища хотят воспользоваться плачевным положением моим и свести меня с ума!.. Небесный ангел мой, не дай этим лицемерам соблазнить тебя! И пусть душа твоя, столь же чистая, какой ее изначально создал Господь, найдет в чистоте этой прибежище от всего земного нечестия!