Тетка схватила старика за ботинок. И начала подтягиваться к нему. Старик схватил роковой металлический башмак и со всей силы ударил им по ободранной руке с обломками маникюра. Ударил еще. Потом бил снова и снова. Кости страшно трещали и хрустели под ударами. Старик подался вперед всем телом и ударил тетку по голове. Она упала на бок, но опять начала подниматься. Старик размахнулся и со всей силы ударил ей железным башмаком как раз за ухо. Острый угол стального башмака воткнулся в череп и застрял. Дама сразу свалилась на асфальт и больше не двигалась. Старик медленно поднялся. Ушибленные места болезненно саднили. В его сторону со стороны улицы шел еще один покачивающийся силуэт.
Старик не стал дожидаться второго претендента на схватку, а со всей возможной скоростью припустил в спасительный подъезд.
Заскочив в подъезд, он дождался, пока успокоится бешеное сердцебиение. Два таких нападения в один день - это было уже более чем достаточно, даже чересчур. Никуда он больше не пойдет.
К своей каморке старик шел, опираясь ладонью на стену. Но не из слабости, просто так ему было спокойнее. Не зря говорят, что дома и стены помогают. К своему удивлению, Ефимыч увидел гостя. В его аквариуме сидел Тришаков.
- Привет, деда. Ты куда это запропастился?
- Я в паркинг ходил подземный. Мне ваш оттуда позвонил. ...
- Как позвонил? Он же мертвый.
- Никакой он не мертвый. Я сам видел, как он в будке у стекла стоит. Он мне еще руками махал и в стекло стучал. Наверное, о женщине бешеной хотел предупредить.
- Дедушка, апокалипсис вокруг. Мертвые оживают. Конец мира пришел. Они не бешенные, они мертвые. А если тебя такой укусит, то и ты сам таким станешь. Эпидемия, дедушка, в городе. Войска ввели. Ты посмотри внимательно, что вокруг творится. Я сегодня мертвяка ходячего убил, так у него в груди еще до этого дыра размером с мой кулак была сквозная. А он ко мне бегом побежал. Вот такие дела, дедушка.
Старик молча перекрестился. Он верил в Бога, но как-то неуверенно, сказывалась комсомольская юность и коммунистические установки зрелого возраста. Библия у него была. Но читал он ее редко и кусками, только когда находило на него такое настроение. А из молитв он знал только 'Отче наш'. Не было у него того религиозного оголтелого рвения, как у престарелых соседок. А вот сейчас на его глазах наступал конец времен. Нечего ему было сказать. Он принял это как должное.
- Дедуля, я сейчас уеду отсюда и не вернусь сюда никогда. Давай, я тебя с собой заберу или к твоим тебя увезу. Погибнешь ты тут.