Меня избегали, и именно сейчас это было особенно удобно: не приходилось протискиваться к столам. А то, что за мной наблюдало с сотню пар глаз… Что ж, у всего есть своя цена. Сегодня до вечера только и разговоров будет, у какого стола я задержался чуть дольше, и мимо какого прошел, не удостоив стоявшие на нем блюда вниманием. Да, самолюбив, что скрывать… У одного стола стоял долго. Особое внимание уделил соусу, сказал несколько слов слуге, тот убежал за поваром. Пока говорил на ухо повару свое пожелание, в зале стояла такая тишина, что слышно было, как в нашу сторону поворачиваются любопытные уши. Повар побледнел, отдал приказание слугам, и стол со всем содержимым укатили на кухню.
Удовлетворившись произведенным эффектом, я покинул зал, напоследок задев краем балахона стоявшую в дверях Горилику. Несчастная супруга шуганулась от меня, как от чумного, и придворные сочувственно зашушукались.
Есть в должности придворного чародея и свои плюсы. Можно, к примеру, вламываться в покои короля в любое время дня и ночи. Я, конечно, сначала все-таки постучал, но дверь демонстративно открыл ногой. Я теперь, на минуточку, почти зять.
Его Величество изволили трапезничать. Альб с хрустом грыз соленые сухарики, запивая их сладким чаем. Челюсти короля работали, словно камнедробилка: куски сухарика разлетались по комнате, словно осколки чугунного ядра. Альб шумно прихлебывал чай, похожий по консистенции на сироп, и довольно щурился. Зрелище было просто умильное. Мне даже завидно стало.
— Ты зачем поваров пугаешь? — Альб указал на стул напротив себя. — И так уже фурор произвел.
— Это не я произвел фурор. Это Вы, Ваше Величество. Меня Вы попросту вытолкнули вперед.
— Да не прибедняйся, — Альб налил мне чая и заботливо пододвинул вазочку с печеньем. — Вы с Гориликой все утро изображали Деву и Смерть, а ты никогда не делаешь того, чего сам не хочешь.
Печенье в вазочке было вкусным, а чай ароматным, со слабыми горьковатыми нотками (надеюсь, не из-за яда), как я люблю. Словом, я изрядно подобрел. Но не настолько, чтобы сдаться без боя:
— Жениться я не хотел, но меня не спросили. И сейчас, по большому счету, не спрашивают. Как бы я себя не повел, на меня все равно будут смотреть, будто на чудовище.
— Чудовищем все считают как раз меня. — Альб хмыкнул. — Отец, отправивший родную дочь на верную смерть. Погоди, опять вспомнят мою покойную жену, а оттуда недалеко до разговоров, что Горилика не моя дочь. Чушь конечно, но всем рты не заткнешь, а если до нее слухи дойдут…
— Припозднились, Ваше Величество, — я не удержался от шпильки. — Слухи до нее уже дошли.