Дочь Долли — Дороти — и ее зять Лу много путешествовали. Поначалу, когда их дети, внуки Долли, жили вместе с ними в общем доме, Долли здорово всех выручала, так как всегда могла за детьми присмотреть. Однако прошли годы, внуки разъехались, кто куда, обзавелись собственными семьями, и Долли делать стало совершенно нечего. Она пыталась было заниматься хозяйством, но жившая здесь же, в доме, экономка совершенно не нуждалась в чьей-либо помощи и, главное, такой помощи не хотела.
Практически ничем не ограниченное свободное время свое Долли все же нашла как использовать. Она стала подрабатывать сиделкой, присматривать за детьми, что периодически требовалось то в одной, то в другой семье по соседству. Долли действительно очень любила детей, с радостью часами читала им книжки, играла с ними. Всех это устраивало, и все очень любили Долли. Не совсем по душе людям приходилось разве те редкие случаи, когда Долли в очередной раз звонила в полицию, чтобы сообщить о следующем подозрительном типе. Последние десять лет, правда, она этого уже не делала. С тех самых пор, как выступила свидетельницей на суде по делу Реардона. Долли каждый раз вздрагивала, когда вспоминала о том суде. Обвинитель выставил ее перед всеми такой дурой! Дороти и Лу с самого начала советовали ей не влезать во все это дело. «Мама, умоляю тебя, ничего не говори полиции», — твердила тогда Дороти.
Но Долли сочла своим долгом обратиться в полицию. Она знала Скипа Реардона, он нравился ей. Вот она и захотела помочь ему. К тому же она и вправду видела эту машину. Видел ее и Майкл, пятилетний карапуз, ни за что на свете не желавший хорошо вести себя в тот вечер. Он, мальчик, тоже видел ту машину, но об этом адвокат Скипа вообще просил не упоминать.
— Это повредит нашей защите, — сказал тогда господин Фаррелл. — Мы лишь хотим, чтобы вы сказали, что видели. А вы видели, как темный «седан» стоял у крыльца Реардонов в девять вечера того самого дня, а потом, спустя несколько минут, уехал.
Долли была уверена, что разобрала одну букву и одну из цифр регистрационного номера автомобиля. Это были «L» и тройка. На суде, однако, прокурор взял какой-то номер от автомобиля, отошел в конец зала и потребовал, чтобы она прочла его. Она не смогла. И еще прокурор заставил ее признать, что ей очень нравится Скип Реардон, особенно после того, как он помог ей откопать ее автомобиль, застрявший в снежном сугробе.
Долли понимала: то, что Скип так мило однажды с ней обошелся, вовсе не значит, что он не может быть убийцей. Дело было, однако, в другом: она просто сердцем чувствовала, что он не виновен, и молилась за него каждый вечер. Иногда даже сейчас, много лет спустя, если ей приходилось сидеть с чьими-то детьми рядом с особняком Реардонов, она смотрела на него через улицу и вспоминала тот вечер, когда убили Сьюзен. Вспоминала она и маленького Майкла. Несколько лет назад его родители куда-то переехали. Да и самому Майклу было сейчас уже лет пятнадцать. Так вот, особенно часто Долли вспоминала то, как Майкл тогда показал пальчиком на ту машину у крыльца Реардонов и пролепетал: «Папусина машина».