— Ну да ладно, сказывай, что там у тебя на уме, — чуть более миролюбиво проворчал Державин.
— Помоги, дяденька, по гражданской службе в департамент коммерции устроиться! — одним махом выпалил Резанов.
— Эк куда хватил, — задумчиво почесал подбородок Державин. — Так сразу и не знаю, что сказать-то тебе… Да и потом учти, в гражданской службе следующего звания порою дольше ждать приходится, чем на войне-то.
Державин, казалось, погрузился в глубокое раздумье. Николя нетерпеливо ерзал на лавке, стараясь определить по выражению лица ход мыслей своего патрона.
— Есть тут, правда, у меня одно местечко. Не совсем по коммерции, да зато с повышением и прибыльное. Титулярным асессором в палату гражданского суда поедешь? Судопроизводство познаешь. А это, мил человек, всему голова! А я тебе тем временем что-то по коммерции в столице присмотрю. Ну, что скажешь?
— А куда ехать-то, батюшка Гаврила Романыч, не томи, скажи! — Резанов аж подскочил на месте.
— Ты садись, не скачи козлом, вон люди и так на нас оборачиваются… Недалече. В Псков.
Резанов рухнул на лавку:
— В Псков?! Так ведь тож ни то ни се, Гаврила Романыч! И не Сибирь, и не столица! Что же я там, в глухомани той, делать буду?
— Ишь ты, столичный петушок! — хмыкнул Державин. — Ты еще глухомани-то не видел. Говорю ж тебе, временно! Да к тому же с повышением в ранге.
Капитанский чин Резанова при переходе на гражданскую службу напрямую переводился в ранг титулярного советника, что соответствовало девятому классу в утвержденной еще Петром российской Табели о рангах. Позиция же титулярного асессора, что в армии приравнивалось к званию майора, сулила переход в чиновники восьмого класса. Переход из девятого ранга в восьмой был одним из самых сложных в России и самых важных. Это был своего рода рубеж, после которого дальнейший подъем по служебной лестнице значительно упрощался.
«Действительно, неплохо для моих-то лет!» — должен был признать Николя. Но в этот момент в памяти совершенно некстати всплыл Платон Зубов в своем роскошном темно-синем, расшитом серебром флигель-адъютантском мундире, и кровь опять бросилась в голову Резанову.
«Как же все-таки несправедлива Фортуна!» — в который раз подумал про себя двадцатитрехлетний капитан лейб-гвардии Измайловского полка. Ну да ладно, он пойдет другим путем!
— Спасибо, Гаврила Романыч! В Псков так в Псков! Да, кстати, Платону более нечего бояться светлейшего. Императрица его уже не отдаст…
И Николя быстро поведал взволнованному Державину о сцене, невольным свидетелем которой он стал после окончания аудиенции.