Как правило, в это время Державин находился с очередным докладом у Екатерины, и у Резанова был как минимум час, когда он мог спокойно разложить доставленную утром курьерскую почту и прочую корреспонденцию.
В тот день он приехал даже раньше обычного.
Это письмо ему бросилось в глаза сразу. Точнее, даже не письмо, а пакет, который был перевит бечевкой и скреплен печатью. Печать была гербовая, с атрибутами явно европейской геральдики, с большим количеством мелких деталей, которые на печати рассмотреть было трудно. Однако по нижнему краю герба виднелась надпись, которую Резанову удалось разобрать: von Krusenstern.
[22]Несмотря на герб, относящий автора послания к германскому или, скорее даже, к остзейскому роду, пакет был подписан по-русски, аккуратным, почти каллиграфическим почерком. Подпись гласила:
«Всепресветлейшей великой государыне Екатерине II, самодержице всероссийской и прочая, и прочая, и прочая, монархине всемилостивейшей, от верноподданейшего лейтенанта флота Ея Императорского Величества, Адама Иоганна фон Крузенштерна, проект-прошение об оснащении кругосветной экспедиции, с целью овеяния немеркнущей славой свершений Российского флота и установления постоянного торгового пути с отдаленнейшими пределами Отечества, включая берега Русской Америки».
Резанов некоторое время с изумлением смотрел на конверт. Он не мог поверить своим глазам. Как же это может быть, чтобы самые тайные мысли его, самые сокровенные желания вот так, с безапелляционной прямотой, могли однажды найти свое жизненное воплощение! «Пресвятая Богородица! Спасибо за то, что слышишь раба своего!» — На глаза Резанова даже навернулись слезы. Он сильно разволновался и, не в силах оставаться на месте, принялся ходить по комнате. Затем, испросив себе чаю, вновь уселся за стол и попытался успокоиться. Первое ликование вскоре уступило место здравым размышлениям, к которым Николай Петрович всегда был склонен. Он был очень рад, что пришел первым и что теперь, по крайней мере, некоторое время его никто не будет отвлекать.
В том, что сама судьба направила его стопы сегодня пораньше, с тем, чтобы это прошение попало именно ему в руки, он не сомневался. Более того, он видел в этом явный знак свыше.
«Однако если Провидению было угодно выбрать именно меня для осуществления этого замысла, сие, по-видимому, тоже не случайно…» — пришел к резонному выводу Резанов. И действительно, пожалуй, никто лучше него не мог оценить и выбрать «правильный» момент для предоставления прошения о кругосветном путешествии к американским берегам. Никто лучше него не знал о «сложных» отношениях, сложившихся у императрицы с Восточным океаном и американскими колониями, о которых с такой наивной надеждой на успех писал молодой эстляндский лейтенант. Более того, если бы Резанов хотел «завалить» это дело, оставить его без ответа или, еще хуже, подставить под прямой отказ, то лучшего времени для того, чтобы передать письмо императрице сейчас, нельзя было и придумать.