1787 год. Курская губерния
По прибытии в роту, опьяненный бравурными маршами собственных мечтаний, которые он насочинял по дороге и которые все еще продолжали шуметь в его голове вперемежку со стуком копыт, первые дни Резанов продолжал пребывать в эйфории. Этому способствовала и неподдельная радость товарищей по полку, которые приняли его действительно как героя. И вот, пожалуй, только сегодня Николя слегка заволновался. Точнее, нет, не заволновался, а пока еще только удивился. Совсем не так рисовалась в его сознании встреча императрицы с тем, кто пролил свою кровь, спасая ее жизнь! И если первые пару дней Резанову казалось, что Екатерина просто занята, вновь окруженная послами иностранных дворов, спешившими засвидетельствовать ей свое почтение, то сегодня он вдруг понял, что его избегают.
Запыленная дверь дормеза императрицы вдруг приоткрылась, и оттуда высунулась голова графа де Сегюра, который сегодня удостоился чести составить компанию Екатерине и побыть при ней в должности дорожного собеседника:
— Monsieur le capitaine, l'impératrice m'a demandé de donner le gouverneur de Koursk s'attendre Sa Majesté pour le déjeuner d'aujourd'hui, et que Sa Majesté n'a pas délibérément fin!
[13]
Резанов склонился в вежливом поклоне, скорее, более для того, чтобы скрыть свое раздражение, нежели из почтения, и ответил нарочито громким голосом в надежде, что его слова достигнут также и державных ушей:
— Bien sûr, monsieur le comte, dire al Sa Majesté que nous quitter dans cinq minutes!
[14]
Де Сегюр отвернулся от Резанова, как будто обсуждая с кем-то полученную информацию, а затем, ни слова более не говоря и даже не обернувшись, скрылся в дормезе, захлопнув за собой дверцу кареты.
«Хороши французские манеры!» — Резанов был взбешен. И больше всего он был взбешен на самого себя. За то, что он — дурак, холоп, пыль — посмел надеяться, что в результате своих подвигов будет замечен и выделен из многотысячной толпы других! Да как он мог, в самом деле?!
Теперь, когда его таким обидным образом поставили на место, Резанову и в самом деле стало казаться, что все его мечтания не имели под собой никакой почвы. Николя попытался взять себя в руки, развернулся и окинул взглядом двор. Свежих коренных пристегнули к дышлу императорского дормеза, осталось только добавить пристяжных, которых дворня пристраивала с двух сторон к повозке. Всем остальным экипажам с более легкой упряжью лошадей уже заменили. Поезд был готов к отправлению. Резанов одним махом вскочил в седло.