В Карнаке Тутмос решил разделаться с громадными обелисками Хатшепсут, каждый из которых превышал в высоту тридцать локтей. Казалось бы, самым простым было разрушить их и заменить своими. Но, возможно из-за противодействия могущественных жрецов Амона, Тутмос не решился на такое, а поступил на редкость неразумно, чтобы не сказать «по-дурацки»: он приказал возвести стены и замуровать в них обелиски, чтобы никто больше тех не видел.
Для этого следовало построить соответствующие по высоте стены. Стена поднялась на шестьдесят локтей, и… почему-то на этом сооружение тюрьмы для обелисков было прекращено. По сей день они, словно жирафьи головы, возвышаются над своей тюремной стеной.
Зато с барельефами и надписями Хатшепсут Тутмос расправился беспощадно. Лица царицы сбивались долотом, картуши с ее именем стесывались, образуя глубокие рубцы-ямы. Правда, не везде получилось как задумывалось: должно быть, исполнители во все времена могут быть одинаково нерадивы, ибо все следы царствования Хатшепсут Тутмосу уничтожить не удалось.
— Да-а, более чем неумно… Все равно что факелом гасить пожар.
— Примерно так, о мудрец. Я вижу, друзья, что вы уже подустали от моих бесконечных лекций. Но должен же я кому-то объяснить смысл своих деяний.
— Должно быть, мальчик, для того, чтобы увериться в их правильности самому.
— Может, ты и прав, мой видимый друг…
Юноша еще заканчивал фразу, думая о том, что сказать дальше, когда его взор наконец-то обратился на Хаят. И выражение самого дорогого для Мераба лица показалось ему более чем пугающим. О нет, Хаят не злилась, не кусала губы, не рвала в клочья носовой платок. Напротив, лицо ее было каменно-спокойным. И сейчас, более чем обычно, напоминало юному халифу лик прекрасной мраморной статуи.
«Сегодня же… Сегодня же вечером я скажу ей все. Нет, сразу после полудня…»
Так и не решив, когда же начать с любимой серьезный разговор, Мераб мысленно вернулся к Карнаку, тому, каким он высился среди песков Египта.
— Расправившись с памятью о тетке, глупый фараон-мститель приступил к сооружению собственных зданий храма. Были поставлены два обелиска и несколько статуй, построен роскошный зал для «хебседа» — царского юбилея, перестроено большинство уже стоявших сооружений, выбиты барельефы, повествующие о военных подвигах Тутмоса, и сооружен зал, заслуженно названный «застывшим садом», ибо на его стенах изображены растения и животные Верхней и Нижней Земель.
«Нет, решено: я не буду ждать ни полудня, ни полуночи. Лишь только закончу рассказ, лишь только увижу свой Карнак в далекой дымке, сразу и скажу. Воистину, женщины вдохновляют нас на подвиги и потом более чем часто обижаются, что мы оставляем их, дабы эти подвиги совершать».