Влюбленный халиф (Шахразада) - страница 33
Теперь можно было бы и удалиться. Но маг не мог, он был не в силах отказать себе в удовольствии остаться. Теперь его не приковывали к себе пожелтевшие страницы…
«И я смогу остаться с мальчишкой навсегда… Или до тех пор, пока это не прискучит мне… Или пока ему больше не нужны будут мои силы».
Если бы Алим мог, он бы заплясал сейчас на месте. Увы, этого ему дано не было, однако радость невидимого и бестелесного мага от этого меньше не стала.
Свиток восьмой
Аладдин, конечно, испугался. Но не настолько, чтобы забыть, что Инсар, будь он хоть трижды магом, всего лишь чужестранец. А потому следует — более того, давно уже пора — окоротить этого страшного иноземца, дабы знал он свое место.
— А если я расскажу все гулям-дари — главному телохранителю халифа?
— Да кто будет слушать тебя, ничтожный? Мало ли что может привидеться мальчишке в пустыне? Но, впрочем, ты навел меня на мудрую мысль…
И магрибинец, положив камень на пол пещеры, начал произносить заклинание.
Но Аладдин не стал ждать, пока магрибинец дочитает его до конца. Он уже бежал по коридору изо всех сил, бежал так, будто за ним гнался сам Иблис Проклятый, чтобы и его руки превратить в такие же черные, иссушенные жаром плети, как у мага.
Вот наконец узкий лаз… Вот показались холмы…
Аладдин вбежал в ворота города за миг до того, как ночная стража закрыла их.
— От кого ты убегаешь, паршивец?
— О мудрый начальник ночной стражи! — Как все мальчишки великого Багдада, Аладдин умел льстить и лебезить с самого первого дня, как начал гулять по городу сам, без взрослых. — Там, среди холмов, какой-то черный человек! У него в руках невиданный посох! Он кричит и грозит, что перебьет весь город.
И приукрашивать правду Аладдин тоже умел отлично.
— Посох, говоришь, — задумчиво проговорил начальник ночной стражи. — А вот что в руках у тебя?
— Это просто старая медная лампа, о почтеннейший. Я поднял ее сразу за воротами. Наверное, кто-то обронил, когда выезжал из нашего прекрасного города. Если хотите, я отдам ее вам.
— Действительно, старая лампа. Оставь ее себе, мальчишка. Мне не нужно старье.
И Аладдин со всех ног бросился домой по хорошо известной ему дороге. Он бежал и чувствовал взгляд черных глаз, что впивался ему в спину между лопаток.
«Нельзя рассказывать об этом ни отцу, ни маме. Они не поверят мне. Но что же сказать им?»
Вот, наконец, и калитка родного дома. И в этот момент пришло озарение.
— Аладдин, мальчик мой, что с тобой? Почему ты такой грязный? Где твой учитель?
— Ох, матушка! На нас напали разбойники! Учителя увезли на старой арбе, а меня выбросили на дорогу.