— Так все же это были лепешки?
— О нет, конечно, не лепешки! Глупцу так и не удастся понять, что вызвало у него такой страх.
— Быть может, мальчик, ты еще не придумал, что это было?
— И не придумал, уважаемый, и придумывать не хочу. Скажу тебе по секрету: мне невыразимо страшно. И в то же время я готов петь, ибо душа моя ликует.
— Так убедимся же, что именно твое, воистину не связанное никакими границами воображение изменило ход событий.
Мариам едва не сорвалась на крик. Она была почти оскорблена: ее, столь опытную хозяйку, лучший друг семьи, от чего оскорбление еще ужаснее, обвинил в том, что она не может испечь простых лепешек! Обвинил в том, что ее лепешки сгорели!
Увы, лепешки действительно подгорали. Лишь гнев мешал Мариам услышать этот ужасный для любой уважающей себя хозяйки запах.
И чем больше гневалась Мариам, тем шире улыбался Нур-ад-Дин. Улыбался тому, что, пусть в мелочи, но оказался прав. И тому, о Аллах, как же признаться в этом самому себе, что сейчас Мариам, его давняя знакомая Мариам, была удивительно хороша! Гнев ее даже омолодил.
«Аллах всесильный, — подумал Нур-ад-Дин с некоторым раскаянием, — что значит „омолодил“? Да она просто совсем молодая женщина! Молодая и такая прекрасная! Почему я решил, что она старуха?»
— И этот человек еще смеет улыбаться мне в лицо! Он назвал меня плохой хозяйкой! Да будут свидетелями моих слов и небо над головой, и тополь у стены, и сами стены этого дома! Никогда у меня еще не сгорали лепешки, никогда они не превращались в…
И тут сама Мариам услышала предательский запах. Увы, сегодня это случилось… Черная корочка, должно быть, уже появилась…
Вскрикнув, почтенная женщина бросилась к печи и начала лихорадочно вытаскивать оттуда лепешки. К величайшему разочарованию Нур-ад-Дина, они были удивительно хороши и румяны. Ни пригоревшей корочки, ни черных пятен на аппетитных боках лакомства, до которого он сам был великим охотником, а Мариам — непревзойденной мастерицей.
— Я же говорила! — торжествующе воскликнула она. — Чтобы у меня подгорели лепешки? Да этого просто быть не может! Такого не допустит и сам Аллах всесильный и всемилостивый!
— Он так и останется в неведении, мой друг?
— Должно быть… Мне отчего-то не хочется, чтобы удивительным видениям этого почтенного человека нашлось обыденное объяснение. Уж если чудеса случаются, то пусть будут настоящими.
— Пусть, мой друг… — В голосе мага отчетливо слышна была улыбка. Так, должно быть, может улыбаться учитель успехам своего усердного ученика.
Нур-ад-Дин удрученно склонил голову. Сейчас его паника казалась ему еще более нелепой. Но, увы, объяснения ей он все так же найти не мог. И предстояло еще объясниться с уважаемой Мариам… И, конечно, извиниться перед ней.