— Но что же мы можем сделать? — недоуменно спросил Максимус. — Ведь ты же сам говорил, что до обитаемых мест еще целый день пути.
— Я прошу вас, странники, заставьте ваших огромных животных двигаться чуть быстрее. В часе пути мы можем найти пристанище: говорят, в этих местах правил некогда царь-повелитель змей… Так ли это, мне неведомо, однако руины его дворца могут сослужить нам хорошую службу. Пусть там не все крыши целы, но будет гораздо легче переждать непогоду, чем на берегу реки. Боюсь, что ливень подарит нашей красавице Уаби-Шебелле много силы. Воде, как и огню, нет никакого дела до регалий и почестей — она убивает без разбора и царедворца, и нищего.
Путешественники, не говоря ни слова, спешились и повели своих флегматичных «кораблей пустыни», как ленивых и упрямых ослов. Вот удалось уйти от реки на сотню шагов, вот на две, вот уже на пять… Как и обещал Рамиз, вскоре утоптанную тропинку под ногами сменила дорога, выложенная каменными плитами. Первые капли дождя подтвердили опасения опытного воина: горячие струи пали на землю мгновенно. Но, должно быть, не сейчас решил Аллах всесильный отделаться от любопытных странников — впереди уже виднелись серые каменные стены.
Неведомо, на самом ли деле повелевал змеями последний владыка этих мест, однако, кроме коварных убийц, были у него лошади и… повара. Ибо полуразрушенные конюшни сменились поварней, посредине которой без труда можно было рассмотреть яму для очага.
Крыша над давней поварней, на счастье Максимуса, оказалась цела, стены толсты, а в яме для очага даже нашлось немало сухого хвороста. Должно быть, древнее прибежище поваров до сих пор дарило приют отважным путникам.
— О Аллах милосердный и всемилостивый! Да будет счастлив каждый день того, кто позаботился об усталых путниках, — проговорил Мераб. Всего несколько минут — и запылал веселый огонь, и юноша с удовольствием протянул руки к живительному теплу.
— Как странно, — задумчиво сказал он, — зной не отпускает нас, как мы только ступили на гостеприимный берег Либии. Однако тепло от костра равно приятно и в жару, и в холод.
— Ничего странного нет, — раздался голос Алима, привычный Мерабу, но все еще пугающий Максимуса.
Шум ветра за толстыми стенами становился все сильнее, и потому слова, которые были слышны, но которых никто не произносил, других путников не удивили.
— Говоришь, ничего странного, мудрец? — переспросил Мераб. Юноше отчего-то было все равно, наблюдает за ним кто-то или нет — странная апатия охватывала его.
— О да, ибо огонь — живой и, как всякое живое существо, приятен другим живым существам.