. Дьердр Бэр, однако, подходит к проблеме по-другому: Бовуар, по мнению ее биографа, «изучая себя, изучала принадлежащих к самым разным культурам женщин разных эпох»
>{619}.
Симона также вспоминала о своих отношениях с Нельсоном Олгреном в романе «Мандарины», опубликованном в 1954 г., и вновь — в изданных в 1963 г. воспоминаниях «Сила вещей». В «Силе вещей» она писала, что сексуальную верность «часто проповедуют, но редко соблюдают, обычно те, кто, относится к этому как к увечью: они находят себе утешение в сублимации или пьянстве». Многие партнеры заключают соглашения, подобные тому, какое заключили они с Сартром, добавила она, хотя всегда существует опасность того, что на смену старой любви придет новая, и тогда «вместо двух свободных людей друг с другом столкнутся мучитель и жертва»>{620}.
Книга воспоминаний «Сила вещей» вызвала яростную отповедь Олгрена, в которой тот высмеял представления Симоны об «основной» и «случайной» любви. «Любой, кто может испытывать любовь как “случайность”, должно быть, перед этим повредился в рассудке, — писал он. — Как может быть любовь случайностью? Случайностью по отношению к чему? Если женщина говорит так, будто способность поддерживать важнейшие отношения с мужчиной — физическую любовь мужчины и женщины — является извращением, а свобода состоит в “сохранении, несмотря на все отклонения, определенного рода верности”, это значит, что вся жизнь ее, скорее всего, представляет собой случайность»>{621}.
В ходе заочного диалога между бывшими любовниками были подняты важные вопросы, касающиеся природы самих отношений, но ни один из них не нашел четкого ответа. Олгрен выразил убеждение в том, что брак основывается на любви, скрепляется преданностью и совместным воспитанием детей. Он также полагал, что супругам следует жить вместе, и высмеивал тот, совершенно иной, тип союза, который практиковали Симона и Сартр. Симона, добавлял Олгрен, возводила «случайную привязанность, прошедшую двадцать лет назад, в страсть масштаба античной драмы»>{622}.
Но Симона продолжала цепляться за прошлое, отставая от современности на десятилетия. Трудно сделать вывод о том, обрела ли она благодаря этому независимость и личную свободу, на что вдохновила множество других женщин. Ее настойчивость в определении себя как интеллектуала и философа, неизменно занимающего второе место после Сартра, ее вовлеченность в его отношения со многими женщинами и готовность лгать своим любовникам (включая Сартра), а также средствам массовой информации, являются доказательством параллельной жизни, сильно отличающейся от гармоничного союза равных, о котором она писала.