Он все это знал. Все до последнего аргумента. Но душа – требовала: свободы, равенства, братства. И римских сенаторов в тогах.
О том, что что-то неладно – он знал, конечно. Знал, что в Гвардии не все недовольны тем, что во главе страны – женщина. Знал, что в армии не всем нравятся ее решения и делают ставку на Павла Николаевича, молодого и часто невоздержанного. Знал… да много чего знал. Знал, что недовольны некоторые крупные промышленники: Ксения Александровна с уверенностью опытного биржевого спекулянта-махинатора перекрыла каналы, дававшие некую хуцпу[20]. Знал, что недовольны некоторые уличные демонстранты – одно время они почему-то считали Ксению Александровну прогрессивной личностью, но по факту ее приход дал новый импульс работы спецслужбам. Ну… много чего он знал. В том числе и о некоторых конкретных делах.
Откуда? Ну… разговоры были. Причем такие разговоры никогда не ведутся впрямую, но собеседники отлично понимают друг друга. Пора менять всю систему – как думаете, о чем это? Или осторожное прощупывание. Хозяин не ценит старые кадры. Если собеседник принимает – то хозяин стал стар, если принимает – то хозяин устал, если и это принимает – хозяину пора на покой. Все все прекрасно поняли.
Правда, он не ожидал, что все будет так скоро.
Проснувшись в своем доме на Неглинке, он не просто так решил сначала не вмешиваться, потянуть время – профессор принял несколько взволнованных звонков и понял, началось. Приказал на всякий случай собирать депутатов, но сам торопиться не стал. Плотно позавтракал: яичница на шесть яиц с беконом, крепчайший йеменский кофе с четырьмя ложками сахара, мед – он всегда ел очень плотно, потому что впереди были многочасовые лекции, либо укрощение трехсот пятидесяти совсем не смирных обезьян. Затем – послал своего шофера разузнать, что и к чему. Шофер сработал лучше, чем разведслужбы – через двадцать минут вернулся и сказал, что в городе гвардейцы, жандармы, центр города перекрыт, и вроде как занят Зимний. Но штаб – в здании Петербургского военного округа. Профессор облачился в сюртук-визитку по самой последней моде – без единой пуговицы вообще, сунул красный шелковый платок в кармашек (у студенток и технических сотрудниц Думы профессор по-прежнему пользовался успехом) и отправился делать демократию…
Удивительно, но порядка никакого не было, ему почти беспрепятственно удалось проехать до самого штаба округа. Не было похоже, что оказывается какое-то организованное сопротивление. Зато были ужасающие пробки… ничего не было готово, хоть бы приказали больше не выдавать бензину на заправках.