— Святые угодники на пьяниц угодливы: что ни день, то праздник.
— То не пьян еще, коли шапка на голове,— в тон ему сметливо ответил дьячок.
Кирша погрозил ему кулаком:
— Поиграй-кось...
Прислушался. С противоположного конца деревни донеслось нестройное пение. Сквозь девичьи голоса прорывались надтреснутые звуки гудков.
— Скоморохов нарядили?
— Как водится,— ответил дьячок.— Невестушку в баню повели, косу расплели, смыли волю вольную да красу девичью...
— Ну, я тебе! — цыкнул на пего поп.
Свадебное шествие приближалось к церкви. В толпе плясали, стучали заслонками и колотушками. Скоморохи вертелись перед людьми, прыгали через головы, весело покрикивали:
— Золото с золотом свивалось, жемчужина с другою скаталась!
— Пей, чтобы курочки велись, а пирожки не расчинивались!
— Гусь с уткой идет, боярин вина несет!..
Шумели вволю. У церкви приутихли. Невеста склонилась, коснулась зубами церковного замка:
— Мне беременеть, тебе прихоти носить.
В полумраке, у налоя, покачивались тонкие языки лампадных огоньков — высвечивали серьезное лицо Кирши, покрывало, толстую книгу. С икон глядели глубокие глаза святых.
— Господи, господи...
Поплыли перед Любашей рубленые стены, холодом обдало сердце: грешна, грешна. Но Кирша уже читал молитву. Бабы позади невесты шептались:
— Аверкиева свеча дольше горит — быть вдовцом...
— Тьфу ты, нечистая сила.
Когда Любашу и Аверкия обводили вокруг налоя, сваха разодрала девичью повязку. К подножью налоя бросали деньги — сулили в дом молодым богатство.
Кирша раскраснелся от возбуждения — вдохновенный голос его взлетал под невысокие своды церкви, эхом докатывался до молодоженов. Аверкий счастливо улыбался. Через силу улыбалась и Любаша. Глаза же ее были прикованы к Склиру, стоявшему рядом с женихом. Меченоша держался прямо, бородка его топорщилась, губы были поджаты, левая рука до белоты сжимала крестовидную рукоять меча.
Венчальные свечи задули разом — чтобы жить и умереть вместе.
Едва живая вышла Любаша из церкви. А тут подружки окружили молодых.
Отставала лебедушка Что от стада лебединого,
Приставала лебедушка
Как ко стаду ко серым гусям,—
пели они. Скоморохи снова вырвались вперед, забренчали в гудки.
«Да как же это? — думала Любаша.— Почему?!» И опять, и опять вспоминала вчерашний вечер, красную луну над лесом, летящий с Клязьмы ветерок, сильные руки Склира и пылкий шепот его: «Люблю тебя, Любаша... Будешь жить в красном тереме, в шелках-бархате красоваться, есть будешь с золотого блюда...»