Тем временем телега жалобно скрипнула, вильнула из колеи, колесо угодило в яму и отвалилось от оси. Мужик выругался, сунул в лохмотья кнут и спрыгнул на землю.
— Помочь, дяденька? — привстал с обочины Никитка.
— А вы кто такие будете? — подозрительно покосился на невесть откуда появившегося парня мужик.— Поди, беглые?
— Не, мы люди посадские. Идем из Мурома, да вот присели передохнуть. Сидим,глядь — и вы едете.
— Ну, коли посадские,— проворчал мужик и пнул колесо. — Третий раз уже отлетает, чтоб ему...
— А мы живо, дяденька,— наклонился к колесу Никитка.— Мы быстро управимся.
У Никитки руки ловкие, ко всякой работе привычные. Случалось ему и телеги мастерить. Вынув из-за кушачка топор, постучал Никитка по ступице, поковырял лезвием старого засапожника. Попросил мужика подсобить, поддержать телегу. А сам подкатил колесо, поставил на место.
— До Владимира доедем,— сказал уверенно.
— А вы куда? — спросил мужик.
— Туда же, во Владимир.
— Тогда садись в телегу — подвезу.
Аленка вскарабкалась в кузов, на дне которого была набросана пахнущая житом сухая солома. Мальчонка потеснился, давая ей место подальше от тряского задка. Горбун пронзил Аленку острым, как шильце, взглядом. Помедлив, подтолкнул Никитку локтем под бок, спросил неожиданно молодым голосом:
— А не жена она тебе?
Никитка догадался, о ком речь.
— Не, не жена.
Возница взмахнул кнутом. Мухи, облепившие понуро повисшую голову лошаденки, разлетелись в стороны; телега застучала по неровностям дороги.
Мужик поглядывал по сторонам, словоохотливо объяснял:
— Скоморохи мы. Тащимся от самого Мурома. Кормимся — что люди подадут. Ремесло наше песенное, веселое. А жизнь непутевая. Уйду я в ратаи. Надоело.
Горбун рассыпчато засмеялся.
— Чему скалишься? — огрызнулся мужик.
— Да уж третий год тому — все на землю садишься. Не свернуть тебе, Радко, с заповедной дорожки. Отец твой был скоморохом, ты тоже скоморохом помрешь.
— Не будет того.
— А вот поглядим. И Карпуше твоему того же не миновать... Да и то — по холопской доле соскучился? Боярских батогов не нюхал?..
Горбун заботливо поправил под мальчонкой рядно, огладил на плечах рубаху.
И вдруг сказал ни с того ни с сего, снова кольнув глазами-шильцами Аленку:
— А и не посадские вы вовсе.
— С чего взял, дяденька? — всполошилась Аленка.
Горбун опять засмеялся. Засмеялся и мальчонка. Засмущавшись, Аленка надвинула на глаза плат.
— Много, милая, повидал я всякого люда,— сказал горбун.— Ну, коли не жена ты ему, чья будешь?