– Сколько вопросов, – усмехнулся Цезарь. – Что ж, здесь все равно больше нечего делать, кроме как разговаривать.
Луп осторожно потянулся к своей сумке и вынул восковые дощечки. Цезарь покачал головой:
– Это не понадобится. Я не хочу увековечивать для потомства свое участие в бунте рабов. Чем скорее забудется этот эпизод, тем лучше.
Луп кивнул и положил дощечки в сумку. Цезарь на миг закрыл глаза, чтобы собраться с мыслями.
– Такой войны я раньше не видел и не слышал. Ни одна сторона не брала пленных. Рабы были беспощадны с работорговцами и надсмотрщиками, попадавшими им в руки. Конечно, бо́льшую часть этого я узнал от людей, которые дрались со Спартаком и его единомышленниками в начале восстания. К тому времени, как я присоединился к Крассу, он подошел к ним совсем близко и заставил Спартака принять бой. Спартак был как раненый зверь – очень опасен. Когда их окружили, они поняли, что должны драться или умереть. Спартак построил свою армию на горном хребте, поперек направления движения наших войск.
Цезарь замолчал и уставился на стол. Марк с нетерпением ждал продолжения. Цезарь прокашлялся и снова заговорил, понизив голос:
– Хотя нас было больше, я видел, как нервничали наши солдаты при мысли о предстоящем сражении. Я помню, что тогда не понимал их реакцию. Они были опытные солдаты и хорошо вооружены. Многие из них участвовали в предыдущих кампаниях. Посмотрев на восставших, я увидел, что многие вооружены сельскохозяйственной утварью и очень мало кто в доспехах. Среди них были женщины и даже старики и мальчишки. В центре линии стояло несколько тысяч хорошо вооруженных повстанцев, построенных в боевой порядок. За ними группа всадников окружала Спартака и его штандарт.
– Ты видел его, хозяин? – спросил Луп, сверкая глазами от возбуждения.
– Да. Он ехал на белом коне. На нем были черные доспехи и шлем с темным гребнем. Поразительная фигура.
Услышав это описание, Марк почувствовал прилив гордости. Как жаль, что ему не пришлось узнать своего отца!
– Когда мы развернулись в наш обычный ступенчатый боевой порядок, я услышал неясный шум, доносившийся от линии мятежников. Сначала я не мог разобрать, но вдруг понял, что это его имя: «Спартак… Спартак… Спартак!» Шум нарастал, пока не превратился в громогласный рев, эхом повторяющийся по всему полю боя. Потом они ударили. Как набежавшая волна. Я не помню, чтобы слышал сигнал. Это было так, словно всем им в голову пришла одна мысль. Один и тот же инстинкт двигал ими: убить каждого римлянина, который встанет перед ними. Мне не стыдно признаться, что я почувствовал страх. Тогда это удивило меня, но нельзя отрицать, что они наводили ужас. Они обрушились на наши передние отряды, колотя по нашим щитам и мечам и умирая сотнями. Они были как дикие животные. Если теряли оружие, то дрались голыми руками. Даже раненые, лежа на земле, продолжали сражаться, пуская в ход зубы. Наша первая линия сдерживала их какое-то время, но даже лучшие солдаты в мире не могли долго противостоять этим демонам. В бой вступила вторая линия. Вот тогда Красс отдал приказ, который повернул бой в нашу пользу.