В ресторане для разгона Валерия выслушала лекцию о женском достоинстве. За лекцией последовал вопрос:
— Зачем ты с «этим» живешь?
Валерия прекрасно понимала, что слово «это» заменяет другое, более обидное слово «ничтожество». Она рассердилась и закричала:
— А с кем мне жить? Я не могу жить одна, а ничего другого нет у меня!
Елизавета нахмурилась:
— Лера, ты же гордая, я знаю.
— Не гордая я! — огрызнулась Валерия.
— Гордая, просто скрываешь. Привела на свой диван какого-то Французского, — Лиза сделала паузу и добавила: — хронически подданного.
Валерия возразила:
— Толя не пьет.
— Что ты говоришь? — с сарказмом воскликнула Елизавета: — Трезвенник? Только что видела своими глазами. Так не пьет, что еле стоит на ногах и языком не ворочает. Лера, опомнись, — принялась увещевать она, — Французский никчемнейший человечишко. Одно слово: подданный. Он на шее твоей сидит да еще, наверняка, упрекает тебя, обижает…
Валерия обреченно молчала. Покорность подруги Елизавету взбесила.
— Черт возьми! — закричала она. — Олух какой-то тебя, красивую умную бабу, унижает! А ты спокойна? Да, ку-куру-куку?! Неужели это все тебя не колышет, не колет?
— Колет! — взорвалась Валерия, тоже переходя на крик. — Да, колет! Очень сильно колет! Что уставилась? Колет! Колет! До самой печенки колет!
— Не нервничай, — сказала Елизавета, мгновенно успокаиваясь сама. — Если колет, так в чем же дело?
— А ты не знаешь? Сейчас расскажу. Психолог Левин проводил эксперименты на крысятах. Одних он нежно поглаживал, других колол, а третьих оставлял без внимания. Знаешь что в результате произошло?
Елизавета равнодушно пожала плечами:
— Понятия не имею.
— Те крысята, которых он поглаживал, выросли здоровыми. Те, которых колол, тоже были здоровыми, но… злыми. Оч-чень злыми, — прошептала Валерия и тут же закричала: — А вот оставленные без внимания, болели! Сильно болели! Понимаешь? Я не хочу болеть! Я нормальная! Здоровая! Хоть и злая! Ну уж прости! Меня давно не гладил никто!
Она сделала паузу и продолжила уже тихо, даже устало:
— Лизка, отвяжись, пусть лучше колет. Ведь кто-то же должен меня любить.
— Хочешь сказать, колоть, — ехидно поправила Елизавета.
Валерия снова перешла на крик:
— Да! Хоть так! Любить и колоть, колоть и любить! Любить хоть с дивана! Лишь бы не это проклятое одиночество! Не болонку же мне заводить!
На ее лице застыла гримаса боли. Казалось, еще немного и слезы брызнут из глаз.
— Та-ак, — подытожила ошеломленная Елизавета, — полный ку-куру-куку наступил в твоей жизни. Ну, подруга, ты себя довела. Вижу, пора мне всерьез заняться тобой. Я, дура, думала, что дела вот-вот повернут на лад, а тут и конь не валялся — столько работы. Что ж, придется засучивать рукава.