Шабашники располагались на том же месте, что и в прошлом году. За околицей ровными рядами высились железобетонные опоры будущей фермы. Рядом — два зеленых вагончика, между которыми была натянута бельевая веревка, на ней сушились старая матросская тельняшка и большие мужские трусы. Гудела бетономешалка. Шабашники, все раздетые до плавок, загорелые до черноты, на приехавших не обратили никакого внимания — как работали, так и продолжали работать. Только Кирпич сразу же подался к ним тяжелым, неторопливым шагом.
— Вот это дисциплинка, я понимаю, — удивленно протянул Авдотьин.
Карпов по очереди сунул им тяжелую, железной хватки руку и попросил:
— Минутку подождите, место тут неподходящее для разговора. Вася!
— Ау! — откликнулся, отрываясь от работы, молодой лохматый парень с необыкновенно большими и синими глазами. — Тута я!
Кирпич неопределенно мотнул головой, и Вася тут же произнес:
— Понятно!
Исчез в вагончике и скоро показался оттуда одетый по всей форме — аккуратно выглаженные брюки, чистенькая рубашка, надраенные до блеска модные туфли. Бригадира здесь понимали с полуслова.
Через полчаса Кирпич, Авдотьин и Козырин сидели в березовом колке, возле родника, а Вася разводил костер, собираясь жарить на нем шашлыки. Времени деловой разговор занял немного, и Козырин четко — он во всем любил четкость — подвел итог:
— Значит, так, Карпов. Особняк доведете до ума, я вам плачу деньги. Авдотьин вам даст стройматериалы для фермы. Но за них ты должен рассчитаться. Вот сдадите и рассчитаетесь.
Кирпич согласно кивнул головой. Больше к разговору не возвращались.
Авдотьин принялся рассказывать анекдот, но Карпов, не дослушав его, крикнул Васе:
— Ну ты, посланец ада, скоро готово будет?
— Один момент.
— Почему посланец ада? — заинтересовался Козырин.
— Спроси у него. Он любит травить. Занятный парнишка. На вокзале нынче подобрал, пропился до копейки, сидит, дрожит с похмелья. Теперь вот человека из него делаю.
Шашлыки, которые подал Вася, были отличные — толк в этом деле он знал. За ужином повеселели, и Карпов, подмигнув, предложил:
— Слышь, Вася, народ вот интересуется, как ты в аду побывал?
Тот неторопливо, аккуратно вытер губы и, окинув всех взглядом, увидев, что сидящим рядом действительно интересно услышать его историю, начал рассказывать:
— Года четыре назад или пять, не помню уже, калымили мы в Егорьевском районе, домишко строили. Сляпали, сдали, честь по чести. Председатель нам двух баранов выписал, мы в лесок, шашлыков нажарили, водки набрали — не жизнь, а малина. Цымус! А поварихой у нас местная работала, тоже Сила с нами. Я давно чуял, что она ко мне неровно дышит. Ну, подпила, глазками стрель-стрель. По породе королева, и тут и тут — раз потрогать и помирать можно. Сердчишко у меня затрепыхалось, голова кругом. Ну я и вперед, в атаку! Слова там разные намурлыкиваю, где ладошкой задену, где покрепче прижму. А она ничего, хохочет, зараза, хохочет, а сама прямо вот так вот, ходуном вся. Эх! Загремел, короче, Вася Дремов под фанфары. Наши уже все хорошие, песняка давят, а я иду ее провожать. И подкатываюсь: может, чайком угостите? Она — дело известное: что вы, что вы, я не такая, я жду трамвая. Меня-то не проведешь, чую. Закатываемся к ней, понеслась роди мая! Говорить — слов нет. Вдруг слышу, двери — хряп! — настежь. Отец ее, это уж я потом узнал. И к стенке тянется, а на стенке ружье висит. Двустволка, как сейчас помню. Я еще брюки за ремень успел зацепить и в окно. Только созвякало. Чешу по улице, а старик за мной. Старик, старик, а прет, как сохатый. Я через переулочек да на берег. И надо же, поскользнулся. Упал, вскакиваю, глядь, а он курки взводит Я по берегу, туда-сюда, под обрыв, вижу — нора какая-то, в нее. Ужом, ужом… И в ад прямо…