Он не знал, что Рябушкин и Травников были на приеме у Воронихина. Тот их внимательно и вежливо выслушал. Больше говорил Рябушкин. Без своей обычной витиеватости, просто и четко выкладывал факты: Савватеев принципиально не хочет публиковать критические материалы, стал очень грубым, может запросто стучать кулаком и кричать на сотрудников, руководство редакцией в последнее время ослабил и, ссылаясь на нездоровье, постоянно заставляет подписывать газету своего заместителя.
Воронихин слушал, смотрел на них и, конечно, прекрасно знал, чего они от него хотят и зачем сюда пришли.
— У вас все? Мы обязательно разберемся. И если Савватеев действительно виноват, учиним ему строгий спрос.
С тем и ушли.
23
С утра Рябушкин был возбужден и необычно молчалив. То и дело поглядывал на часы. Перед обедом он надолго куда-то исчез. Вернулся к концу рабочего дня.
Как раз в это время мужская половина редакции собралась в сельхозотделе. Накурили так, что не только топор, бревно можно было подвесить. Следом за Рябушкиным дверь открыла Нина Сергеевна, крикнула:
— Эй, ребятки, вы тута?
Нефедыч только что сказал последние слова своей очередной байки, и от обвального хохота дым заколебался. Но Нефедыч — так себе, мелочь, все ждут, когда загорится хозяин кабинета Косихин. Обычно хмурый и молчаливый, Косихин, когда случаются у него такие сборища, сначала сидит тихо. Протарахтит первая очередь баек, и только тогда начинает он:
— Может, помнит кто, у нас тут Манька Подсадная жила…
Нина Сергеевна испуганно захлопнула дверь. По многолетнему опыту она хорошо знала, что байки Косихина не для женских ушей. Да и дело, с которым пришла в сельхозотдел, не такое уж срочное, обождет. Пусть ребята похохочут. По традиции редкие сборы в конце работы не нарушал даже Савватеев, сам иногда подсаживался в уголке, дожидаясь своей очереди рассказать что-нибудь…
— Рост у нее метра два был, ну и в ширину чуть поменьше, — продолжал Косихин. — А работала поварихой в дорожном участке. И вот бригадир, который мост под Ветлянкой строил, присылает начальнику записку. Пишет, что «баба» нужна, какой сваи забивают. А записка к мужикам попала. Посадили они Маньку на телегу, письмо сочинили и отправили…
Дальше шло уже совсем непечатное и такое смешное, что от хохота можно было оглохнуть. Лишь один Косихин был по-обычному хмур и серьезен, сидел прямо, как истукан.
Рябушкин выждал, когда уляжется смех, спросил у Косихина:
— А что же наш партийный лидер не объявляет о собрании?
— Завтра напишу объявление, а собрание будет в четверг, — угрюмо пробурчал Косихин и добавил: — Ты зря радуешься, Рябушкин.