Я потеряла дар речи, впрочем, как и Андрей. Мы оба так и застыли – с открытыми ртами, и пялились на Ложкина, пытаясь осмыслить услышанное. Наконец, ко мне вернулся дар речи.
– Как это – никто не убивал?! – переспросила я.
– А так! Он сам себя сжег. Вот так-то! – Ложкин победно посмотрел сначала на меня, потом на Андрея, беспардонно залез в наш пакет с пирожками и вытащил из него пару штук.
– Возьму один… попробовать.
Он вонзил зубы в коричневую хрустящую корочку и принялся усердно жевать, а мы с Мельниковым буквально оцепенели, как мраморные изваяния, с пирожками за щеками. Первым опомнился Андрей. Он с усилием проглотил непрожеванный кусок и выдавил:
– Что, что?! Предприниматель Говоров сжег сам себя?! То есть, другими словами, покончил жизнь самоубийством?!
Ложкин кивнул. Он с упоением жевал наши пирожки и щурился от удовольствия. Посмотрел на нас – победно:
– Я закрываю дело – за отсутствием состава преступления!
– Вадим, а… а как Говоров это сделал? – спросила я, тоже наконец придя в себя. – Ведь дверь гаража была заперта снаружи, а зажженную ветошь бросили через вентиляционную трубу!
Снисходительный взгляд Ложкина ясно сообщил мне: ну, ты и деревня! Не можешь понять таких элементарных вещей!
– Разъясняю для особо одаренных, – Ложкин выдержал театральную паузу, – Говоров попросил своего знакомого запереть его в гараже, а сам разлил на полу бензин и поджег ветошь.
– Зачем?! – в один голос закричали мы с Мельниковым.
– Открылись новые обстоятельства дела: наш Говоров состоял в религиозной секте «Очистительный огонь»! Они там периодически сжигают сами себя – уничтожая тела, сохраняют чистыми души. Ну, это они так утверждают… Так вот, настала очередь Говорова, он и того… очистил, так сказать, свою душу. Кстати, до него – буквально за неделю – сгорела целая семья: муж, жена и двое детей. А их имущество – квартиру и машину – секта забрала себе: ну, типа, покойникам имущество все равно теперь без надобности, не пропадать же добру…
– Говоров тоже оставил секте свое имущество?! – спросила я, будучи вне себя от изумления.
– Ага, – кивнул Ложкин, проглотив последний кусок пирожка, – он им свою четырехкомнатную квартиру в центре оставил, все-таки люди помогли ему обрести вечную жизнь!
– Ну да…
Я посмотрела на Андрея: мол, и как тебе эта бредятина? Тот усмехнулся одними уголками губ.
Ложкин вытер рот рукой, встал и пошел к двери:
– А пирожки у вас – дрянь! В кафешке за углом лучше продают. Олеся, пока!
– И тебе не болеть, Коля! – не удержалась я от шпильки.
Когда дверь за Ложкиным закрылась, мы с Андреем вновь переглянулись.