— В нынешнее время они все стали хитрить, — кричала она. — У них глаза на макушке, а рты только для того, чтобы врать!.. Вот они какие нынче!..
Разговор у нее был грубый; она научилась ему на рынке Тампль, она ходила туда с матерью-старьевщицей, когда была совсем молоденькой… Она принадлежала к тому поколению людей, которые еще не научились прислушиваться к приближению собственной старости.
— Я буду работать, если ты не отдашь мне моих денег! — кричала она невестке. — Слышишь, воровка? Я буду работать!
— Да ведь вы не можете, бабушка.
— Ах, вот как! Не могу! Ну-ка попробуй зайди-ка ко мне! Я тебе покажу, как я не могу!
И ее опять оставляли на некоторое время в ее закутке, в котором она отсиживалась. Но они все-таки во что бы то ни стало хотели мне ее показать; для этого меня и позвали. Чтобы она приняла нас, надо было пустить в ход целую сложную махинацию. И потом, по правде сказать, я не совсем понимал, что им от меня нужно. Консьержка, тетка Бебера, сказала, что я такой ласковый, такой любезный, такой снисходительный доктор. Они хотели узнать, могу ли я успокоить старуху одними лекарствами. Но чего они на самом деле еще больше хотели, особенно невестка, — это чтобы я раз и навсегда засадил старуху в сумасшедший дом. Мы стучались к ней добрых полчаса, наконец она внезапно открыла и предстала перед нами, глядя на нас воспаленными глазами. Но взгляд ее бодро плясал над смуглыми щеками, взгляд, который овладевал вниманием и заставлял забыть остальное, доставляя какое-то невольное удовольствие, которое потом инстинктивно стараешься в себе удержать: молодость…
Старость покрыла ее веселыми побегами: так бывает со старыми деревьями.
Она была весела, старуха Анруй. Недовольна, грязна, но весела. Лишения, которые она терпела в течение двадцати лет, не отразились на ней. Наоборот, она защищалась от всего, что могло прийти извне, как будто холод, все страшное и смерть могли прийти только оттуда, а не изнутри. Казалось, что внутри себя она ничего не боится, что она абсолютно уверена в своем разуме, как в вещи неоспоримой, раз и навсегда решенной.
А я-то бегал за своим разумом, да еще вокруг света.
«Сумасшедшая», — говорили про старуху; это легко сказать: «Сумасшедшая!». За двенадцать лет она вышла из своего уголка не больше трех раз, вот и все! Может быть, у нее на то были свои причины…
Невестка все возвращалась к своему плану о сумасшедшем доме:
— Как вы думаете, доктор, ведь она сумасшедшая? Совершенно невозможно заставить ее выйти отсюда. Ведь это было бы очень полезно для нее, выходить изредка… Конечно, бабушка, это было бы полезно для вас. Не спорьте!.. Это было бы полезно, я вас уверяю!