Хорошие вести привез Роману Житобуд. Но говорить о них боярам еще рано.
Еще рано говорить и о том, что сын Андрея Боголюбского Юрий мечтает о владимирском столе. И что сладкие Житобудовы речи не пропали даром. Пылкому ли Юрию смириться с дядькиным произволом? Всем обделил его Всеволод. Держит при себе как щенка — то ласкает, то гневом распаляется. А пристало ли Юрию довольствоваться объедками с княжеского стола?..
Совсем посветлело в гриднице, путаные Романовы мысли становились стройнее. И впервые за три года проснулось в нем скрытое торжество.
2
Склонившись над мирно посапывающим Юрием, Зоря потряс его за плечо:
— Пора, княже.
Юрий пошевелился, но глаз не открыл — хотел продлить привидевшийся ему приятный сон. Во сне, обернувшись белой лебедью, явилась к нему Досада. Прозрачное шелковое покрывало струилось над ней, как облако, и сквозь это облако просвечивали колючие желтые звезды, а над головой Досады проливал свой ровный свет двурогий полумесяц. Слов молодой боярышни Юрий не запомнил, но прикосновение ее руки все еще теплилось на его щеке.
На кустах, на траве, на деревьях лежала обильная роса. В серебристом далеке, на взгорке, паслись стреноженные кони. У реки, погрузившейся в молочную белизну тумана, теплился огонек догорающего костра. У костра, словно окаменевшие, кто согнувшись, кто полулежа, грелись воины.
С малой дружиной выехал Юрий из Владимира, выехал тайно, будто вор. С утра толкаясь на улицах и на торговище, верные князю люди пустили слух, будто собрался он на охоту.
Князю Всеволоду Юрий тоже сказал:
— Выслежу лося. Не лежится на пуховой перине, душно в тереме. Глотну лесного воздуха.
Всеволод перечить ему не стал. Но, когда Юрий, трепеща от страха, предложил и ему ехать с собой, отказался.
— Не время мне сейчас. Не до охоты.
Юрий вздохнул облегченно. Теперь уж ничто не могло ему помешать в задуманном. Кликнул выжлятников и сокольничих, велел посытнее накормить собак.
Вечером простился за Лыбедью с Досадой — целовал и обнимал ее горячо, будто навеки прощался, а ехал-то всего на четыре дня. Но от Досады не скрылось его беспокойство: супротив булгар уходил — улыбался, а тут глаза печаль заволокла, в уголках трепетных губ пролегли горькие складки.
— Неладно с тобой, князюшко. Не ездил бы на охоту. Томит меня предчувствие — к беде это.
Рассмеялся Юрий, поцеловал ее в одну и в другую щеку:
— Все это бабья дурь. Вам бы век мужика держать подле своего подола.
Сел на коня. Помахал рукой. Ускакал. Но в пути был хмур, с удивлением думал о Досаде: и отколь в ней бесовская прозорливость?.. Ведь не поверила же, что спешит на охоту, по глазам, что ли, прочла?..