Чарльз немного поболтал с невестой, прежде чем та села в свой экипаж, и отправился спать со смешанными чувствами. Он не мог не признать справедливость замечаний Эжени, но, так как он сам был очень откровенным, ему нравились открытые, искренние манеры Софи, и он упорно не соглашался с тем, что она неприлично лезет вперед. Он вообще не считал, что она вылезала вперед, хотя тоже становилось непонятным, как ей удалось установить новую атмосферу в доме. А она этого бесспорно добилась. И он не был уверен, что ему это по душе.
Софи также предстояло многое обдумать, когда она ушла в свою спальню. Ей показалось, что она приехала жить в несчастливую семью. Сесилия, не без оснований, считала Чарльза ответственным за это. Но Софи уже не была наивной школьницей, и ей понадобилось не больше десяти минут, чтобы правильно оценить лорда Омберсли. Несомненно, Чарльз очень много вынес от него; а так как остальные члены семьи откровенно боялись Чарльза, не было ничего удивительного в том, что суровый и властный нрав, никем не укрощаемый, превратил его в домашнего тирана.
Софи не хотелось верить в то, что он был полностью пропащим человеком; то, что он так быстро подружился с Тиной, и то, как он преображался, когда смеялся, опровергало это. Пока что его наибольшим грехом, который знала Софи, было то, что он выбрал в жены такую унылую особу. Она сожалела, что столь многообещающий молодой человек на всю жизнь будет привязан к той, которая приложит все силы, чтобы развить самые неприятные черты его характера.
Она не тревожилась о младших членах семьи, но, наблюдая за мистером Хьюбертом Ривенхолом в течение всего вечера, она догадалась, что у него были какие-то проблемы. Она сильно подозревала, что на него свалилась неожиданная неизвестная беда, про которую он мог забыть, когда восхищался Саламанкой или играл в абсурдную игру с младшими детьми. Но когда ничто не отвлекало его мысли, он вспоминал о ней и замолкал до тех пор, пока кто-нибудь не обращал на него внимание, и тогда он, чтобы не тревожить родных, начинал болтать без умолку. По своему опыту общения с молодыми офицерами Софи думала, что это было какое-то глупое затруднение, значительно менее серьезное, чем он воображал. Вероятно, ему следовало рассказать о нем старшему брату, ибо мистер Ривенхол создавал впечатление человека, способного справиться с любыми бедами. Но так как было очевидно, что он боится сделать это, следовало убедить его довериться своей кузине.
А Сесилия, такая прелестная и такая беспомощная! Разрешить ее трудности будет значительно сложнее; но Софи, твердо убежденная, что принуждать девушку к ненавистному ей браку несправедливо, была намерена содействовать Огэстесу Фонхоупу. Однако практицизм Софи подсказывал ей, что Огэстес Фонхоуп вряд ли будет хорошим мужем. У него не было средств, чтобы содержать семью, и потом, общаясь со своей Музой, он был склонен забывать о таких мирских делах, как, например, приглашение на обед или отправка важной корреспонденции. Но в любом случае он был предпочтительнее, чем средних лет мужчина, болеющий свинкой; и если увлечение Сесилии окажется чем-то большим, чем простой каприз, его друзьям придется искать хорошо оплачиваемое и благопристойное занятие, при котором оценят его красивую внешность и очаровательные манеры. Софи заснула, так и не придумав такого занятия.