— Накройтесь брезентом, — крикнул Круглов, — обрызгает…
Артисты не успели натянуть на себя грубую холстину, как их осыпало брызгами, и сразу воздух пропитался солью и запахом рыбы.
Мотор начал чихать — залило свечи. Это расслышал только Круглов. Грузовик сбавил ход, и машина остановилась вблизи мыса.
— Заело мотор. Одну минуточку, — и выскочил из кабинки прямо в воду.
Обращаясь к девушке, он как можно спокойнее сказал:
— Я извиняюсь, придется вас побеспокоить…
Девушка сняла туфли и тоже соскочила в воду, подняв скрипку над головой.
Круглов достал ключи из-под сиденья. Затем отбросил кожух и наклонился над мотором.
Вода поднималась. Артистка свободной рукой торопливо подобрала платье:
— Мы не утонем?
— Что вы? Одну секунду терпения, — послышался хладнокровный голос шофера.
Какой томительной была эта секунда.
— Прошу садиться, — и Круглов левой рукой помог артистке подняться в кабинку. Он взглянул на нее и встретил понимающий дружеский взгляд. Стало сразу легче на душе. Отфыркнувшись, грузовик рванул вперед.
Руководитель бригады облегченно вздохнул. Восхищенный поступком шофера, стараясь не выказать испуга, он продолжил прерванный разговор.
— Помните, Чехов говорил: «Боже мой, как богата Россия хорошими людьми». Он, должно быть, имел в виду вот таких людей, — и указал рукой на кабинку.
Вера Александровна не слушала. Пианистка по-прежнему смотрела в набегающие валы и вытирала платочком с побледневшего лица мелкие, как пыль, соленые брызги.
— Чехов, шофер, море… Какая амплитуда впечатлений! — Акоп Абрамович прислушался к своему голосу, спокоен ли он, или в нем еще звучат недавние тревожные нотки.
Опасность миновала. Грузовик взбирался на берег. Волны прилива шумели и рокотали уже внизу. Круглов вынул часы и показал артистке:
— В запасе двадцать минут. Вы говорили о композиторе… — шофер запнулся, припоминая его имя.
— Паганини, — подсказала она и добавила: — Меня зовут Ритой.
— Да, да! Вы что ж, Рита, лично знакомы или учились у него?
Рита улыбнулась и стала подробнее рассказывать о гениальном музыканте Паганини.
Мартьянов огорчился, когда узнал от Шаева о концертной программе, составленной главным образом из классического репертуара.
— Нет развлекательных номеров. Пение да музыка.
— Вот и отлично-о! — сказал помполит.
— Скучно не было бы.
— Отдохнем, чуточку облагородимся, а то душа-то грубеет и таежным мохом покрывается.
Семен Егорович косо поглядел на Шаева, не рассердился, но махнул рукой: мол, неисправимый — кто про что, а он все про свое.
— Ну, ладно, послушаем, — сдался Мартьянов, — только клуб-то наш неказист, не для классического репертуара.