— Мартьянова? — Силыч прищурил черные, как угли, глаза и пристально посмотрел на командира.
— Да, да! Звякай, старина, и проси к телефону Семена Егоровича. Давай лапу…
Мартьянов сдернул перчатку и протянул свою жилистую руку. Силыч не сразу ответил рукопожатием. Он стоял в раскрытых дверях и смотрел на уходящего командира.
Не утерпел Силыч, поделился мыслями со старухой, так он называл жену, уже постаревшую и молчаливую. Весь век мало говорила она с Силычем, больше молчала да рожала ему сыновей. Безропотная, хозяйственная, невзыскательная, так и провела свою жизнь с Силычем на маяке, видела счастье и не видела. Вся отрада у нее — сыновья да муж.
Силыч не посвящал ее в свои дела: «С бабой разве можно совет держать». Но все-таки приходили минуты, когда он запросто перед нею «душу свою выкладывал». Мало скажет жена, но все же обмолвится словечком, а оно, как весеннее солнышко, обласкает сердце, сделает светлее голову.
В молодости Силыч обижался на жену, что не разговорчивая была, а сейчас смирился: «постарела, что со старухи потребуешь». Сыт, обут, в сторожке тепло, сыновья вымахали больше отца с матерью — и требовать Силычу нечего.
…Ночь была бесконечно длинна. Однообразно тикали ходики. Силыч вставал и поддергивал несколько раз цепочку, где вместо груза висели гайки. Он подходил к окну и смотрел на море. «За горизонтом поглядывай, хозяев ждем».
— Что они, хозяева-то, с неба свалятся? — ворчал старик. — Некого ждать с моря зимой.
Отходил от окна. Ложился на деревянную кровать и кряхтел, ворочаясь с боку на бок. Мысли не давали спать. Промучился Силыч до утра, встал спозаранку и растревожил жену:
— Топи печь, гречушные блины заводи.
— К празднику берегла муку.
— Не ворчи, старуха, думы блинами, как червяка в животе, заморить хочу. Измучили они меня.
Утром на маяк пришли красноармейцы с младшим командиром Сигаковым, установили телефон и ввели дежурство. Силыч все еще ничего не понимал. Завязывал разговор с красноармейцами, но бойкий связист отвечал:
— Скоро сами узнаете.
— Я хозяин здесь. Хочу знать, что делается на маяке!
— Приказано лишнего не говорить.
— Хозяева-а нашлись! Ну и делайте все сами, — ворчал лоцман.
Два дня бушевали обида и непокорное самолюбие в Силыче, как непогода в море. Не один раз вызывал Мартьянов лоцмана к телефону.
Дежурный связист объяснял:
— Не идет. Ворчит.
— Арестую, если просмотрит пароходы.
И связист передавал Силычу:
— Арестует, если пароходы просмотришь…
«Много вас, хозяев, на маяке найдется. Хозяйствуйте над тайгой, а в мое корыто нос не суйте», — думал Силыч. Но сообщение о пароходах подкупало сварливого лоцмана: «Как так всю жизнь встречал пароходы, а тут пропущу?»