В световом круге заискрился морозным инеем какой-то кирпич. Две головы в шлемах разом нагнулись над ним – это был здоровенный брус хорошо промороженного мяса.
– Бред какой-то, – оценил ситуацию Юрген. – Не трогай, Юхан, вдруг это человечина… Перейдем-ка к интерьеру.
Решетка из прозрачных прутьев в палец толщиной была явно раздвижной, но никакие усилия не позволили сдвинуть ее ни на сантиметр. В крупные ячеи прошла бы рука, но для этого нужно было снять скафандр. К тому же, никакого замка с той стороны видно не было. Зато справа, возле стены, к решетке была прикреплена поилка, наполовину наполненная прозрачнейшей водой, а над поилкой виднелась дверца – по-видимому, отсюда и был заброшен мороженный деликатес. И чем дольше они глядели на откидную дверцу, небрежно закрученную проволокой, тем больше приходили в недоумение.
Дверца была не больше форточки, но мало-мальски тренированный человек мог пролезть в нее без особого труда.
– А э-эти с прииветом, – пробормотал Юхан, как всегда, от волнения впадая в удвоение гласных. – Замууровали, называется!
Юрген посмотрел на часы:
– Так. Запас кислорода – на три часа. Из них два пятнадцать уже прошли. Я снимаю скафандр. Ты – только по моей команде.
– Это почемуу же?..
– Потомуу, что я – командир космической станции!
– Так где та станция…
Гражданин Финляндии, полковник военно-воздушных сил Юхан Туурсвалу, был человеком дисциплинированным, но обожал флегматично препираться, опровергая легенду о немногословности скандинавов. Это у него сочеталось органично.
Сейчас возражать дальше не имело смысла, потому что командир уже расстегнул скафандр.
Снял шлем.
– Дышится, – сказал он удивленно. – А ну подсади…
Оставшись в тренировочном костюме и толстых шерстяных носках, он двигался непринужденно и бесшумно и детскую задачку с форточкой легко мог бы решить и без помощи бортинженера. Очутившись по ту сторону решетки, он осторожно подкрался к занавеске, приоткрыл щелку и заглянул в слабо освещенное помещение. Несколько секунд он стоял, окаменев от изумления, потом тихо повернулся и махнул рукой – разоблачайся, мол, и поживее!
Юхан, настороженно наблюдавший за каждым его движением, мог бы поклясться, что на лбу командира выступили крошечные капельки пота. Он в один миг скинул скафандр, подтянулся на руках и с обезьяньей гибкостью, не утерянной к тридцати семи годам, выскользнул наружу и встал плечом к плечу со своим командиром.
Юрген осторожно повернул голову и посмотрел на своего бортинженера с надеждой: может быть, его самого обманывали глаза и все, открывшееся им – плод воображения? Но у Юхана тоже медленно отвисала челюсть – значит, не чудилось.