– Иди, ложись спать!.. Да ты, может, есть хочешь?
Пашка виновато опустил голову.
– Ну, иди за мной! – строго скомандовал Сысоев.
Миша выяснил, что Пашка, возвращаясь назад, заблудился. В машинном отделении его заметил работающий там Сысоев и пошел следом. Запутавшись в расположении дверей, Пашка сунулся было в кубрик машиниста, но, поняв, что заблудился, испуганно попятился обратно в коридор, где и был остановлен Сысоевым.
Неожиданный поворот судьбы сильно волновал Пашку. И теперь, когда Сысоев накормил его и уложил в своем кубрике, он долго ворочался на тюфяке, вздыхал, кряхтел, пока наконец не заснул…
Миша ушел к себе и тоже долго не мог заснуть, поджидая возвращения Николая Васильевича. В глазах все еще стояло прощание с Леной, и сердце мальчика ныло. Неужели он не увидит больше этой славной девочки? Раньше Миша относился к девчонкам сдержанно, не доверял им. Его раздражала пустая болтовня о платьях, ленточках. Сердило постоянное шептание на ухо, по секрету, и беспричинный, как ему казалось, смех. Лена была какая-то другая… Тяжелые дни блокады сделали ее не по летам серьезной, вдумчивой, отзывчивой. Она и техникой интересовалась, и даже швейную машинку умела разбирать…
Миша, не раздеваясь, прилег и незаметно уснул, а когда очнулся, над ним стоял Николай Васильевич.
– Миша, я все уладил. Директор у них педагог умный… Вот здесь остатки рыбы. Завтра утром придется мне проводить Пашку в училище, а то, пожалуй, в последний момент от испуга убежит. Его условно простят, и он должен учебой доказать, что исправится.
Николай Васильевич подсел к Мише и некоторое время задумчиво молчал. Потом медленно сказал:
– Так вот, Миша, часто и начинается. Хороший мальчишка, доверчивый. А запутался в паутине у мерзавца – и пропал. Выпивки, карты… Начал с маленького, а пришел к воровству.
– И кончил бы тюрьмой, – добавил Миша.
– По-разному бывает. Тюрьма не всякого исправит. Тюрьма – место тяжелое. Слабого еще больше поломает.
Ласковый и серьезный тон разговора Николая Васильевича с Мишей, как со взрослым, взволновал мальчика. Действительно, такие истории, как с Пашкой, обычно начинаются с пустяков. От озорства. Потом – хулиганство, воровство… И сломалась жизнь.
– Будь, Миша, всегда внимательным и строгим к себе и к таким, как Пашка… Брюнеты знают, кого можно использовать…
– Таких, как Брюнет, мало, – убежденно сказал Миша.
– Таких, верно, мало, – подтвердил Николай Васильевич. – А слабых душой, как Пашка, встретишь не раз.
– Трудно жить, Николай Васильевич, – сказал Миша, вспомнив фразу Сысоева. – Вот и запутываются…