Так было, так и будет.
Хуже, что он не нашел никаких следов Елисеичевых записей. Пухлые темнокожие папки, леденеющие в комнатушке с заколоченными фанерой окнами, — где они? Разодранные и скрученные в жгуты, полыхнули нежарким огнем в чьей-нибудь «буржуйке»? Разметанные снарядным разрывом, разлетелись клочьями от Митькиного дома до самой булочной?
«Если пропадет — больно будет…»
Еще бы не больно — и не за бумаги, а за человека, пусть не создавшего, так хоть придумавшего такое чудо. Но если чудо существовало — ведь он мог воспользоваться им сам, на один опыт у него хватало энергии в аккумуляторах…
Уже совсем стемнело. И человек, так долго торчавший на мосту и начавший уже смущать постового милиционера, вдруг сорвался с места и побежал к площади Труда.
Вот шляпа, а еще двойная память! Ведь это последнее, что он был должен сделать в этом городе.
Он бежал по пологому склону моста по-мальчишески легко и прикидывал в уме, что если на стоянке имеются свободные машины, то он еще до отлета успеет на Пискаревское кладбище.