Здесь же, пройдя следом за миссис Томпсон в мою комнату, я вступил в совершенно новый мир.
— Восхитительно,— сказал я, чувствуя, что не могу в полной мере выразить словами свои ощущения, и вместе с тем не желая показать, насколько я поражен. В конце концов я приехал сюда не из трущоб! С изумлением и восторгом я оглядывал свою новую комнату: серебристые в бежевую полоску обои, огромное окно фонарем почти во всю стену и полукруглая кушетка в нише окна. Раскладной диван-кровать, нисколько не напоминающий кровать, вид которой при свете дня всегда так неприятно наводит на мысль о сне или о болезни. Два кресла, туалетный столик, гардероб и письменный стол — вся мебель из светлого полированного дерева. На книжной полке кремового цвета — ваза с анемонами, в камине потрескивают дрова, распространяя легкий, чуть кисловатый запах, похожий на аромат какого-то цветка,— он показался мне знакомым, но точно определить его я не мог.
— Это яблоня,— сказала миссис Томпсон.— Из-за недостатка угля мы становимся знатоками. Волей-неволей начинаешь разбираться в сортах дерева. Здесь есть электрический камин, но я подумала, что в такой унылый день, как сегодня, с настоящим огнем будет как-то веселее.
На стене висели три небольшие репродукции: «Порт в Арле», брейгелевекий «Зимний пейзаж» и «Олимпия» Мане.
— Специально повешены к вашему приезду,— сказала миссис Томпсон.— Это репродукции Медичи. У нас довольно большая коллекция — и когда надоест смотреть на эти, просто вставьте в рамки что-нибудь другое.
— Мне нравится пейзаж с катком,— сказал я, делая вид, что эта репродукция нравится мне больше других. Но я лгал. Даже говоря так, я все смотрел на «Олимпию» — белокожую, округлую, холодно-самоуверенную. Однако привитые мне с детства понятия заставили меня покривить душой. Я не мог признаться женщине, что любуюсь обнаженным телом.
До этой минуты я, в сущности, никогда не глядел ни на одну картину. Я знал, например, что в общей комнате у тети Эмили висят три акварели, но стоило мне ступить за порог, и я уже не мог вспомнить, что на них изображено. Я не более рассеян, чем другие, и бывал в этой комнате ежедневно в течение двух с лишним лет, но все дело в том, что в Дафтоне картины считаются частью обстановки и существуют не для того, чтобы на них смотрели. Здесь же репродукции явно предназначались именно для этой цели. Они составляли неотъемлемую часть элегантного образа жизни. К моему удивлению, эта затасканная фраза из «Журнала для дам» необычайно точно передавала атмосферу комнаты. Бывает ведь, что и костюм из магазина готового платья сидит безукоризненно.