Сколько мы так просидели, не знаю. Нас снова, как и в прошлый раз, разлучил телефонный звонок. На этот раз Семен поморщился и ответил таким неприязненным тоном, что я враз догадалась: ему звонит жена. Выслушав ее слова, он коротко кинул:
— Хорошо! — и крепче прижал меня к себе, не желая отпускать.
Но я уже встала и криво ему улыбнулась.
— Тебя ждут!
Это было правдой, и крыть ему было нечем. Покорно согласившись:
— Да, — он пошел к выходу, угрюмо склонив голову.
На всякий случай я шла поодаль, просто не хотелось новых переживаний. В последнее время я без того слишком много нервничала.
У порога он оглянулся, понял, что я настороже и не хочу провоцировать новые соблазны, немного поколебался, но подходить ко мне не стал. Пообещав:
— Я еще вернусь! — вышел, прикрыв за собой дверь.
Уверенная, что за ним наблюдают все мои соседки, я его провожать не стала. Но, как выяснилось, была не права — бабульки смотрели очередную серию душещипательного сериала, поэтому появление управляющего вообще прозевали. А может, просто не хотели мне ни о чем говорить. В конце концов, я уже взрослая девочка и сама знаю, что делаю.
После его ухода я почувствовала себя отчаянно одинокой. И мне до боли захотелось снова до него дотронуться. Я испугалась — это стало походить на ту зависимость, которой я уже переболела с Георгием. Я не хотела больше возвращаться в те времена. Ни за какие коврижки. И если это любовь, или как это там называется, я с этим справлюсь. Ничто, даже удивительное чувство единения, причем не тел, а душ, не заставит меня передумать.
Я смогла бы выполнить эту установку, если б Семен не стал появляться у меня то через день, то через два. Это было опасно, но я всё равно была ему рада. Ему тоже нравилось видеть меня, пожимать мне руку, касаться щеки в прощальном поцелуе. Большего я ему не позволяла, сомневаясь в своей выдержке.
Эти горько-сладкие встречи сами по себе были ужасным испытанием моей воли, да, думаю, что и Семеновой тоже. Но всё же главным в этом деле была я. Я не сомневалась, что, подай я ему малейший намек, и мы тут же окажемся там, где нам быть никак нельзя.
Весь август мы с ним болтали о том, о сем, стараясь не говорить на личные темы. Боясь продолжения, мы и друг к другу прикасались очень редко. Но даже такие аморфные встречи были пронизаны чувственностью и ожиданием чего-то настоящего, так, как перед грозой весь лес замирает в ожидании чего-то грозного и опасного, что может привести к огромному лесному пожару, но может и возродить к жизни всё сущее в нем после засушливого лета или долгой зимы.