— Рита, не бойся, это я.
Голос Семена был непривычно взволнован.
— Что ты тут делаешь?
Даже в полумраке было видно, как он передернул плечами.
— Просто сижу. Кстати, уже много ночей. После набега твоих хазар. Говорю домашним, что ухожу спать на сеновал или на полевой стан, а сам сюда.
Это для меня стало настоящим откровением. Не потому ли все эти дни я спала так сладко и спокойно, что он был рядом?
Я молча подвинулась, и он уселся бок о бок со мной, чуть задевая меня горячим бедром. Мне отчаянно хотелось прижаться к нему, вдохнуть его запах, но я сидела молча, изображая из себя стойкого оловянного солдатика.
Семен не выдержал первым. Обхватив меня за плечи, прижал к себе и простонал:
— Что это за пытка-то, Господи! — и с силой прижался к моим губам.
У меня будто прорвало внутреннюю плотину, и я повернулась к нему всем телом, закинула руки ему за шею и приглашающе приоткрыла губы. Это было безнравственно, но беспредельно чувственно. Возможно, волшебная ночь добавляла в его ласки своего очарования, но мне казалось, что ни с кем из мужчин у меня никогда ничего подобного не было. А ведь мы еще только целовались!
Он провел твердой рукой по спине, и я содрогнулась от поднявшейся откуда-то изнутри всё сметающей горячей волны. Еще немного, и она уничтожит все преграды, существующие между нами.
Внезапно я вспомнила, что он женат, и чувственный морок тут же исчез. Семен еще некоторое время целовал меня, но, не слыша отклика, скоро с сожалением отпустил.
— Ты не хочешь? — вопрос был пустым, и он сам это знал.
Я ответила правду:
— Не могу. Не имею права. — И нехотя призналась: — Ты женат. И не имеешь права меня целовать.
Это было на редкость несправедливо, и он разозлился:
— Да какого лешего! Если бы не твои дурацкие принципы, я бы с женой развелся и к тебе ушел.
— Я в любом случае не могу лишить твоих детей отца, это жестоко.
Он с надрывом рассмеялся.
— Да ты их никак отца лишить не можешь. Прекрасно знаешь, что они не мои.
Явственно звучавшая в его голосе злость так была ему не свойственна, что я брякнула:
— Откуда ты знаешь, что дети не твои?
— Валентина мне об этом как-то прямо сказала. Она давно Григория любит, а он на ней жениться не собирается. Деваться ей некуда, вот и живет. И скорее у меня, чем со мной. Мы с ней давно уже чужие друг другу. Да и близкими-то никогда не были.
Это еще больше всё усложнило, и я только вздохнула, вспомнив не по годам серьезное лицо паренька, носившего фамилию Семена.
— Пусть они тебе не родные, но ведь они именно тебя считают отцом. Да и в глазах закона — ты их отец. А я не могу разрушать семью. Пусть даже и такую условную, как у тебя.